В тот же день Гитлер получил еще более неприятные известия: партизаны поймали и казнили Муссолини и его любовницу; их повесили за ноги. В ту ночь Гитлер попрощался со всеми обитателями бункера, а на следующий день, когда русские танки уже были в полумиле от бункера, он решил, что момент настал. Он пообедал в компании двух секретарш и повара, который готовил ему вегетарианскую пищу.
Официант Эрвин Якубек запомнил, что на последний ленч Гитлера подавал «спагетти с легким соусом». После ленча Гитлер снова прощался. Гертруд Юнге он сказал: «Все зашло слишком далеко, и наступил конец. До свидания». Ева Браун обняла секретаршу со словами: «Передайте мой привет Мюнхену и на память возьмите мою шубу. Мне всегда нравились хорошо одетые люди». Затем Гитлер и Ева Браун удалились в свои комнаты.
Полковник Отто Гюнше встал у двери приемной перед апартаментами Гитлера. «Это было моим самым трудным заданием, — вспоминал он. — Было три тридцать или три сорок. Я пытался справиться со своими чувствами. Я знал, что он должен совершить самоубийство. Другого выхода не было».
Напряжение несколько разрядил приход Магды Геббельс. Она подбежала к Гюнше и потребовала немедленно провести ее к фюреру. Гюнше не смог ее разубедить и постучал в дверь. «Гитлер стоял посреди своего кабинета. Евы в комнате не было, но из ванной комнаты доносился шум воды, поэтому я решил, что она там. Гитлера мое вторжение сильно рассердило. Я спросил, не примет ли он фрау Геббельс. «Я больше не хочу с ней разговаривать», — сказал фюрер, и я вышел. Пять минут спустя я услышал выстрел. Первым вошел Борман. За ним — слуга Линге. Гитлер сидел в кресле. Ева лежала на диване. Она сняла туфли и аккуратно поставила у одного конца дивана. Лицо Гитлера было залито кровью. Я увидел два пистолета. Одним был «вальтер ППК». Он принадлежал Гитлеру. Другой пистолет, поменьше, он всегда носил в кармане. На Еве было синее платье с белым воротничком и белыми манжетами. Ее глаза были широко раскрыты. Чувствовался запах цианида, такой сильный, что мне потом несколько дней казалось, будто моя одежда пропахла цианидом, но, конечно, это работало мое воображение. Борман ничего не сказал, однако я немедленно пошел в конференц-зал, где сидели Геббельс, Бургдорф и другие, а кто именно, я сейчас уже не помню. Я сказал: «Фюрер мертв».
Вскоре оба тела завернули в одеяла и положили в мелкую яму у входа в бункер рядом с брошенной бетономешалкой. На трупы вылили горючее и подожгли. Эрих Кемпка, шофер Гитлера, заметил, что даже после того, как тела предали огню, «Гитлер как бы подавлял нас своим присутствием». Запах горящих тел через воздухозаборники засасывался в помещения бункера. «Нам некуда было деваться от этого запаха, — сказал Кемпка. — Пахло, как подгоревшим беконом».