в его черные и страшные глаза.
Господи, все повторилось!.. Все повторилось, и даже не так, как было тогда, в Москве, а — острее, жестче, сильнее, и с этим теперь придется жить.
Она засуетилась, стала натягивать покрывало, и он чуть подвинулся, чтобы она смогла натянуть.
— Замерзла? — спросил заботливо и прижал к себе поплотнее.
Если бы дело было в том, что она замерзла!
Одежда — мужнин свитер, свекровины носки и джинсы, ее собственные! — была разбросана на ковре с розой посередине.
Я ненавижу этот ковер. Я ненавижу розу кисельного цвета. Ужасно, что мои вещи валяются на этом ковре.
— Как ты?.. — спросил ее любовник, и глупее и ненужнее этого вопроса ничего придумать было нельзя.
— Все в порядке, — ответила она, соображая, как встать, чтобы он не рассматривал ее. — Спасибо.
— Пожалуйста.
Он обнимал ее, и она обнимала его, и, наверное, в этот момент не было людей столь же далеких друг от друга, как они.
— Мне надо встать, — холодно сказала она, — ты отвернись, пожалуйста.
Он не стал отворачиваться — спасибо хоть на этом! Поднялся, подобрал с кисельной розы свою одежду и ушел куда-то.
Инна посмотрела ему в спину, не удержалась, — плотные ноги, тяжелые руки, широкие кости.
Ее муж был высок, худощав, в меру строен и широкоплеч — не зря же «новая счастливая» польстилась! — и Инна всегда была уверена, что ей нравятся именно такие мужчины.
В этом смысле — она задумчиво оглядела помятый диван, который еще не отошел от испытаний — все у них с мужем было очень живенько, и где-то даже мило, и так же отличалось от только что пережитого, как высадка на Луну отличается от ее имитации в ванне с водой.
И с этим теперь придется жить!..
Она натянула свитер и джинсы прямо на голое тело и обнаружила его за дверью, уже полностью одетого. Он глубокомысленно рассматривал стены, как и тогда, в первый раз. Очевидно, ему тоже было неловко.
Они прогнали с его куртки кошку Джину и попрощались с торопливым облегчением.
Он сбежал с крыльца, и под фонарем она еще увидела его голову, мелькнувшую на уровне высоких окон, а потом он канул в метель, как будто его и не было.
Она постояла у окна, а потом пошла на кухню, где остался его запах — табака и французского одеколона, — решительно ополоснула его чашку и сунула на полку, чтобы не маячила перед глазами, ни о чем не напоминала.
На столе лежали сигареты и зажигалка. Инна искоса на них посмотрела, ей не хотелось брать это в руки.
Завтра уберет, а пока пусть так.
Она открыла воду в ванну, с брезгливостью кошки Джины отнесла в корзину лифчик и трусики и опять посмотрела в окно.