Где вы, чудовища-птеродактили, с кадыками, тройными подбородками, бульдожьими складками, матерые газетные врали? Что делаете в сей миг? Небось перестраиваетесь? Нет, уж лучше – на лестнице под потолком. Да и то сказать, меня-то завсегда от свиного корыта оттирали. Другое дело Мишка Адлер. Тот являлся в отдел кадров, паспортину распахивал:
– Не волнуйтесь, братья-славяне, русский. А что фамилия такая, так это прадед из обрусевших немцев.
Мишка был шустр, и всюду его брали. А как возьмут, так и воспарит. Ибо нечеловечески работящ.
Редактор Стасик Бессонов, друг ситный, Мишку взял, меня же только в качестве внештатного терпел, и то если буду подписываться Егор Савоськин. И собутыльник, и за одной партой сидели, а все твердит:
– У меня и без тебя матрешек полон короб. Развинтишь, а там жид сидит, полужидок, квартерон.
– Что ж ты так против еврея взъерепенился?
– Ну как ты со своим профилем пойдешь к работяге-путиловцу брать интервью! Да он тебя х…ми закидает. Не можешь ты русского работягу жизни учить.
– А ты думаешь, он по твоей газетке жить учится?
– Ну уж это ты позволь нам самим русские дела решать.
Стасик поднимается, скрипит протезом, ходит, как печатает. Копится лютая злоба: от нездоровья, бессонницы, одышки. Некрасивая, скучная жена, бездетный, безрадостный дом. Сознание своей бездарности.
– До того доиграетесь, хоть варягов опять призывай.
– Это у тебя вроде русофобства получается.
– Сделайте наконец святую Русь «юденфрай», может, счастье обретете.
– Погоди, сделаем.
Но Стасик нас с Мишкой не тронул. Вот мы идем вдоль Фонтанки. Мишка говорит, что болен отъездом и к отъезду приговорен:
– Ты только посмотри на эти рожи… ты только посмотри на этого крокодила с овчаркой.
– Ты думаешь, по Бродвею сплошные Эйнштейны гуляют?
– Если я не уеду, построю на Невском баррикаду.
– Но ведь тебя-то никто особенно не притесняет.
– Понимаешь, здесь я достиг потолка.
– Там заборы красить будешь.
– Старичочек, создадим собственную газету. Ты Пеле, я Гарринча.
– Будешь играть при пустых трибунах.
– На Западе миллион русскоязычных. Представляешь, миллион, – прокричал Адлер и потряс кулаками.
Он всегда вот так, заводился со старта. На Мишке была серая вязаная шапка с красным помпоном. Его борода заиндевела. Он походил на гнома.
Я знал: Адлер уедет. И даже если Ленка не согласится, он бросит ее и Вовку. Разрабатывая нехитрую схему, он всегда шел напролом. Главное для него не шайбу забросить, а финты, комбинации, размазывание противника по стенке.
– Очень хочется врезать Софье Владимировне[7]. Создадим в Нью-Йорке газету и врежем.