Руф пожал плечами.
— Но как еще это объяснить? Разве только несчастным случаем — балкон ненадежный, а он весь вечер пил; думаю, он мог споткнуться. Кроме того, кто из домашних мог желать его гибели?
— Возможно, никто, — я обменялся вороватым взглядом с Тироном. Разве могли мы позабыть озлобленность и отчаяние Росции Майоры? Оправдательный приговор разрушил все ее надежды на отмщение и безопасность любимой сестры. Я прокашлялся и протер усталые глаза. — Руф, если ты не против, проводи меня в дом Цецилии. Покажи мне, как и где погиб Росций.
— Прямо сейчас? — Утомленный и растерянный, он имел вид молодого человека, слишком рано перебравшего этим вечером.
— Завтра может оказаться слишком поздно. Рабы Цецилии могут испортить все улики.
Усталым кивком Руф выразил согласие.
— И Тирон, — сказал я, заметив мольбу в его глазах. — Ты отпустишь его с нами, Цицерон?
— Посреди ночи? — Цицерон неодобрительно поджал губы. — Ну ладно, пускай идет.
— И, конечно, ты.
Цицерон покачал головой. Во взгляде, которым он меня наградил, были смешаны жалость и презрение.
— Игра кончена, Гордиан. Для всех людей с чистой совестью настала пора вкусить честно заработанный отдых. Секст Росций мертв, и что из этого? Он умер по собственной воле; сам Всезнающий Сулла это подтверждает. Последуй моему примеру и ложись в постель. Приговор вынесен, дело завершено. Все кончилось, друг мой.
— Может, да, Цицерон, — сказал я, направляясь к вестибюлю и делая знак Руфу и Тирону следовать за мной. — А может быть, и нет.
— Наверное, это произошло здесь, на этом самом месте, — прошептал Руф.
Полная луна ярко освещала плиты балкона и каменную ограду по колено высотой. Заглянув за край, я увидел лестницу, о которой говорил Руф, футах в тридцати прямо под нами; гладкие, истертые края ступенек тускло поблескивали в лунном свете. Лестница, извиваясь, пропадала во тьме и была окружена высокими сорняками и зарослями кустарника; кое-где над ней нависали ветки дубов и ив. Из глубины дома по теплому ночному воздуху разносились звуки плача; тело Секста Росция было помещено в святилище Цецилиевой богини, и рабыни оплакивали его, рыдая и вопя, как полагается по обряду.
— Эта перегородка кажется ужасно короткой, — сказал Тирон, с безопасного расстояния поддавая ногой одну из приземистых колонн. — Она едва ли достаточно высока, чтобы даже ребенок чувствовал здесь себя в безопасности. — Он с содроганием отпрянул назад.
— Да, — кивнул Руф. — То же самое я говорил Цецилии. Кажется, когда-то здесь была вторая перегородка, поверх первой, — деревянная. Вот тут видны металлические скобы от нее. Дерево прогнило и стало ненадежным, и кто-то его оторвал. Цецилия говорит, она собиралась ее заменить, но так и не дошли руки; задняя часть дома не использовалась очень долго, пока не появился Секст вместе с семьей. — Он встал рядом со мной и осторожно заглянул через край. — Лестница внизу круче, чем кажется отсюда. Очень крутая и истертая, скользкая и жесткая. По ней спускаться опасно, не говоря уже о том, чтобы упасть. — Он вздрогнул. — Его тело прокатилось до самой середины холма. Вон это место, его видно отсюда через просвет в кроне дуба: видишь, там лестница делает резкий поворот. Вон посмотри, видишь? Там, где кровь притягивает к себе лунный свет, точно лужа черного масла.