— Зачем ты это делаешь? — наконец спросил я.
— Я выпускаю души. Не мешай, — ответила она, даже не повернувшись ко мне.
— Но это же… мои тараканы, — я не нашел сказать ничего лучше.
— Во-первых, тараканы общие, Джин! — Сигма, воспользовавшись тем, что я проснулся и ей уже не нужно давить тараканов тихо, громко прихлопнула тапком очередного таракана, так что мне стало почти физически больно. — А во-вторых, они паразиты и отморозки. И душам нечего в них делать. Они от этого портятся.
— Кто? Тараканы?
— Души! Ты не знаешь, а я знаю.
И она лишила жизни еще одного таракана, уже почти убежавшего под шкаф.
— Ты садистка, — сказал я. — Оставь мне хоть парочку.
— Каких тебе? — деловито спросила Сигма, заглядывая в банку. — Тут еще остались детский писатель, капитан дальнего плавания, зубной врач и несколько продавцов и барменов.
— Оставь детского писателя… Ну и девушку из барменов.
— О’кей! — Сигма вытряхнула лишних, включая вождя, который был капитаном дальнего плавания в прошлом, и они в ужасе побежали к спасительному шкафу, надеясь укрыться под ним.
Но Сигма перебила их тапком быстро и ритмично, будто играла на ксилофоне. Души вылетали из тараканов легко и непринужденно, как бабочки из коконов.
В банке остались лишь два помилованных мною таракана.
— Теперь эти, — сказала она, придвигая к себе банку с коммунистами.
— Ты совершенно зря убиваешь их таким зверским способом, — заметил я. — На кухне осталась бутылка с дихлофосом после тех теток.
— Это мысль, — сказала Сигма и отправилась в кухню прямо в ночной рубашке.
Честно скажу, когда Сигма брызнула в банку с тараканами-коммунистами дихлофос, я почувствовал себя доктором Геббельсом. Вряд ли мой способ был более гуманен, чем убийство тапком, хотя применять термин «гуманизм» к тараканам вроде бы странно. Но нет! В них же хранились человечьи души!
Я успокаивал себя тем, что с душами ничего не случится. Найдут себе новое пристанище, уж во всяком случае лучше тараканьего! Но смотреть на массово погибающих в банке тараканов было больно.
Через минуту все было кончено.
— Блин! — воскликнул я, вспомнив о бывшей душе гаишника, которую мы у него изъяли. — Что мы наделали! Там же был Маяковский!
— Хер с ним, с Маяковским! — кровожадно прорычала Сигма.
И пока тараканы плавали в дихлофосе ножками вверх, их души вырывались на просторы из нашей открытой форточки, точно фанаты «Зенита» после победы любимой команды — размахивая флагами и скандируя речевку «Души прекрасные порывы!»
И этот порыв был прекрасен. Десятки освобожденных узников.
Таким образом облагораживание человечества в промышленных масштабах было прекращено. Но буквально на следующий день меня ждало новое потрясение.