Олегу все стало понятно – Владу плохо, он несет чушь, даже чуть не убил немца. Какой медальон, какая лысина!
– Успокойся, Влад. Все нормально. Отъедем, перевяжем тебя, и в госпиталь. Еще и медальку получишь. Нормально.
Влад открыл дверцу машины, шагнул на дорогу, не обращая внимания на полоснувшую по ноге боль.
– Влад! – Столяров выпрыгнул следом, чтобы поддержать друга, не дать ему упасть. – Да что же...
Договорить он не успел – замер, схватившись руками за грудь, и, захрипев, рухнул навзничь. Голова глухо ударилась о камень.
– Так что там о лысине? – осведомился Мюллер, опуская руку.
Перед тем, как Столяров упал, немец прицелился в него указательным пальцем, словно играясь.
– Я непонятно говорю? – Мюллер снова поднял указательный палец, прицелился. – Я не буду тебя убивать, но могу сделать очень больно.
Влад сделал шаг назад, споткнулся и упал, ударившись спиной о машину. Боль разом лишила его и воздуха, и сил.
Темнота, не сумевшая поглотить в деревне, настигла его здесь, на дороге. Теперь он почти не сопротивлялся, отстраненно смотрел на то, как черные мухи, мельтешившие перед глазами, сливаются в вихрь, тот превращается в черный бешено вращающийся колодец, на дне которого стоит странное безволосое существо, только похожее на человека, и существо это тянет руку к нему, Владу Гетьману, старшему лейтенанту милиции, не верящему ни в бога, ни в черта.
Рука все ближе к его лицу, но тут появляется еще кто-то, и тот, кто раньше был Куртом Мюллером, вдруг пятится.
– Он наш! – кажется, говорит безволосый, но в голосе его нет ни уверенности, ни твердости. – Ты не можешь...
– Я здесь хозяин, – говорит чей-то глухой голос. – И если ты не уйдешь... И не уберешь свою свору...
Безволосое существо исчезло.
Кто-то подошел к Владу. Из последних сил Влад оттолкнул темноту, чтобы вынырнуть из этого омута, вдохнуть воздуха.
Темнота на мгновение расступилась.
Глаза, светящиеся красным, тонкие пальцы, бледные, похожие на лапки паука. И, прежде чем темнота окончательно захлестнула Влада, он увидел длинные тонкие зубы, выглядывающие из приоткрытого рта.
Многие полагают, что в Харькове хорошая осень. И они, наверное, правы, если судить об осени по сентябрю и первой половине октября. Дни почти всегда солнечные, листья – золотые, ночи – прохладные, но необыкновенно уютные. Иногда идут дожди, но без надрыва и назойливости.
Это – до середины октября. Потом харьковскую осень может любить только уж очень большой оптимист и романтик. Ну, или как выразился столичный гость, только самозабвенный поклонник подгнившей готики.