Как и рассчитывал, они шли плотной цепочкой, с интервалом в один шаг, передвигаясь легко и споро. И в темноте я чувствовал, что руки у них перепачканы кровью людей. Но они не знали, что по пятам за ними идет еще и смерть.
Идущий первым, зацепив растяжку, на мгновение опешил от неожиданности, все-таки успел среагировать, и что-то гортанно крикнул. Война оттренировала боевиков прекрасно. Они молниеносно стали рассыпаться вдоль тропы, цепляя и разрывая все новые и новые растяжки, установленные на разной высоте.
Дикий восторг войны охватил меня, и я подключился к этой кровавой бойне. В утренних потемках я с трудом выцеливал врага, и только нажимал на курок, как с сожалением видел, что его настигал осколок гранаты. В горячке боя я не понял, сколько боевиков забрала винтовка, а сколько гранаты. Для верности я со своей позиции сделал каждому контрольный выстрел, добивая раненых. Двенадцать. Все точно, как в аптеке.
Начинало светать. Страшная апатия, усталость и безразличие охватили меня. Сказалось трехсуточное отсутствие еды, но есть не хотелось. Надо было возвращаться к своим. С трудом подняв окоченевшее тело, я начал спускаться вниз, к селу, к своим, которые неизвестно что думают насчет моего исчезновения…
Меня закрыли в подвале, в малюсенькой комнатке, где когда-то хранили хозяйственный инвентарь. Ни окошка. Серые бетонные стены, которые никогда не знали ни краски, ни известки. Тусклый свет грязной лампочки. И полуразваленный табурет. Под глазом — «фонарь», который первым делом поставил мне наш дорогой командир заставы. Отобрали все личные вещи, которых практически не было. Забрали все, на чем можно повеситься. Шнурки, брючной и поясной ремни. Придурки. Вешаться я не собираюсь. Если б надо было, давно бы застрелился. Назвали дезертиром и преступником, и посадили под арест.
Однако заточение мое продолжалось недолго. После обеда меня под конвоем привели к командиру заставы, у которого в комнате находился еще какой-то капитан с широким шрамом через всю левую щеку.
— Ну что, Никулин! — без церемоний усмехнулся капитан, — Ты дурак, или счастливчик?
— Я — Шиза! — неожиданно даже для себя, с гордостью произнес я.
— Это точно! — расхохотался капитан, — Шизофреник ты добрый!
Отсмеявшись, капитан повернулся к командиру заставы:
— Как и договаривались, его я забираю сразу. Остальных солдат заменим завтра. И перетусуем так, что ни одна сволочь не найдет.
Потом повернулся ко мне:
— Пошли, Шиза!
И улыбнулся. От его широкой улыбки мне почему-то стало легче…
* * *
Меня вывезли в Ингушетию, где дислоцировались забравшие меня непонятные спецназовцы, отмыли, переодели и накормили.