— Руби, но мы не находимся на северном морском пути! Или вы хотите, чтобы к нам, в средиземноморскую бухту, заходили ледоколы?
— Валерия, вы ничего не понимаете в большом бизнесе! — кипятился он.
— Ладно, — соглашалась я, кивая, — а теперь скажите то же самое, но на иврите.
Он сникал, и мы снова принимались за глаголы.
Предвыборная кампания росла, как снежный ком. Сотни бабушек, наряженных в майки с лозунгом: «Руби Вольф — честь и совесть Кирьят-Шенкина!», бродили из квартиры в квартиру и, предварительно узнав, говорят ли хозяева по-русски, агитировали их за «нашего замечательного Рубичку».
С ивритоязычными гражданами поступали по-другому. Так как дети репатриантов говорили на иврите лучше своих родителей, то именно они, подростки четырнадцати — восемнадцати лет, раздавали листовки и убеждали выходцев из Марокко голосовать за «новые веяния в политике».
«Марокканцев» «новые веяния» не прельщали, они хотели, чтобы все оставалось так, как и было, но белокожие блондинки обладали весомыми аргументами и грозили оставить своих Моти и Свису, если они не проголосуют за Руби. В отличие от бабуль в майках, работающих за смешную добавку к пенсии, блондинки старались совершенно бескорыстно. Руби привлекал их своей импозантностью и сочным баритоном, которым он произносил: «Я родил…».
Вольф победил с оглушительным успехом. Ему достались голоса пятидесяти пяти процентов взрослого населения Кирьят-Шенкина. Оставшиеся сорок пять были поделены между остальными тремя кандидатами.
Сомневающиеся были посрамлены. Новоиспеченный мэр устроил пресс-конференцию, на которой поблагодарил присутствующих за поддержку. Дальнейшая его речь была выдержана в стиле «Здесь будет город-сад!»
Уроки иврита были благополучно забыты — у мэра под началом служили секретарша и референт, и я была несколько удивлена, когда спустя год получила от него приглашение на свадьбу дочери.
* * *
На свадебную церемонию мы с Денисом немного опоздали. Когда он припарковал машину на просторной стоянке перед залом торжеств, приглашенные уже окружили свадебный балдахин.
Жених и невеста стояли на возвышении посередине небольшой площадки в центре бассейна. Тяжелый балдахин, символизирующий крышу домашнего очага, держали над ними четверо дюжих парней. Из-за балдахина зорко поглядывали на праздную публику бравые охранники. Раввин вовсю распевал молитвы высоким гортанным голосом.
При входе в зал стоял железный ящик, похожий на почтовый, а рядом столик с фирменными конвертами. Денис вытащил заранее приготовленный чек, вложил в конверт и опустил в ящик. Сервис был на высшем уровне.