Потребитель (Джира) - страница 61

Узники в моей камере смотрели на меня с коек, натянув одеяла из грубой шерсти до подбородков. Одеяла зрели многолетним потом, мускусом, маслом — смрадом, отягощенным еженедельным вихрем ДДТ, который надсмотрщики распыляли на наши раздетые тела, одежды, личное имущество и постели.

В другом углу двора пытали заключенного. По стандартной процедуре, его запястья привязали к лодыжкам, а в узел продели прут. Двое надсмотрщиков держали узника на весу, закручивая его тело ударами дубинки. Временами, когда вертухаи уставали его крутить, пятки ему прижигали окурками. Его крики, как обычно и случалось с большинством новеньких, были сдавленными, приглушенными, покорными, они выражали абсолютное повиновение. Крики истязаемых почти никогда не звучали выразительно — лишь слабое признание подчинения личности процессу. То был ритуал, который легче всего терпеть пассивно: посвящение в немую тоску и грядущую муштру существования в исправительном заведении.

Я смотрел, как они вразвалочку пересекают двор, кончив обрабатывать свою жертву, а луна бросает длинные указующие черные тени на белые камни позади. Когда они вошли в дверь административного блока, ночь затихла, если не считать осадка глухих стонов истязаемого.

Я отвернулся от сцены во дворе. Узники в моей камере нависали надо мной, смыкаясь кольцом. Их головы были накрыты покрывалами, свисавшими с плеч. Они были похожи на прокаженных дикарей, выступавших из чащи, или злобных монахов, ведомых кровавым таинством. У каждого в руках было оружие — заточенная зубная щетка, острая, как бритва, ложка, лоскуты тряпок-удавок. Я прижался спиной к холодной металлической двери и ждал.

1993

Я нахожусь в ситуации, которой не могу противостоять. Я не уверен, что хочу бороться. Единственным основанием защищаться было бы, если бы мне велели защищаться, чтобы позабавить или придать уверенности одному из них.

Мне присущ инстинкт — смутное желание — сохранить ощущение самого себя. Возможно, это достигнуто их манипуляциями — я не знаю. Я пытаюсь представить, что я — единственное существо, которое есть или будет. Если мне удастся этого добиться, я смогу избавиться от самого себя.

Я не могу сосредоточиться. Когда мне в голову приходит мысль, она сразу же, извиваясь, выпрастйвается из своей начальной формы и превращается во что-то другое, прежде чем у меня появляется возможность опознать ее как нечто, произведенное мною. Я полагаю, что помню некоторые вещи, но я не уверен. Я не знаю, является ли то, что я думаю, произвольным (моим), или же тем, что от меня хотят, чтобы я думал, чтобы удовлетворить их желания, чтобы исполнить предначертанное влияние окружающего, куда они меня поместили. Я не знаю, где заканчиваются они и начинаюсь я. Я не хочу знать, но все равно продолжаю допытываться — возможно, для того, чтобы тешить их своим марионеточным упорством.