Его глаза закатываются, выпучиваясь желтоватыми белками, подернутыми тонкой паутиной красных вен. Старик слепо бредет по улице, спотыкаясь о собственные ступни. Остается лежать там, где упал, пока кто-нибудь не подходит и, преодолевая отвращение, не помогает мерзкому старикашке подняться. Он протягивает им свою запекшуюся кровью руку. Когда они хватаются за нее, корка слазит, как поджаристая корочка запеченного животного, и в руках у них остается только засохшая полая муфта.
1986
Я нарастил мышцы и хочу ими пользоваться. Каждое утро я просыпаюсь, становлюсь голый перед зеркалом и полчаса поигрываю ими. Когда я смотрю на себя, во мне растет желание проломить кому-нибудь голову ударом кулака. Я хочу видеть, как мой кулак проломит череп какому-нибудь козлу, а потом ом я протолкну руку вниз, сгребу в охапку внутренности и выдерну их у него из горла. Это было бы приятно. Значение имеет только то, что доставляет мне удовольствие. Я ведь нарастил мускулы, чтобы ими пользоваться. От этого мне приятно. Не вижу смысла в том, чтобы годами пахать лишь ради тупого довольства «здоровьем» или внешним видом — нет уж, я намерен порвать чью-нибудь жопу. Я удовлетворен, когда размалываю чье-нибудь табло об асфальт.
Сомневаться? Еще чего. Мне нравится причинять боль. Я таков. Меня сразу же вознаграждает то, что только что сделал.
Никаких порожняков. Чистая звериная боль, я — победитель, я — босс, я — сверху, а ты подо мной. Я никогда не позволю себе оказаться в положении того, кому больно. Я все сделаю, чтобы избежать боли. Я буду убегать, терпеть унижение (если это меньшая из двух болей), предам так называемого друга — все что угодно. Чтобы свести к минимуму возможность боли, на людях я никогда не веду себя угрожающе. Я тушуюсь. Не показываю своих мускулов. Разговариваю мягко. Не нужно производить ни на кого впечатление. Мне абсолютно безразлично, что обо мне думают. Я хочу лишь удовлетворения. И я получаю его, когда нужно. Я вызываю его, как эрекцию, ласкаю его, довожу до кульминации, а затем, когда я готов, я найду, кого поиметь. Кого уничтожить, кого сокрушить. Я изобью его, а потом отымею. Но ему не удастся «разделить» это, как какому-нибудь слизняку-мазохисту, который избавляется от своего ущербного комплекса вины перед властью. Ему придется испугаться по-честному или даже думать, что он сильный. Вот тогда это приятно. Вот тогда это приятно: когда какая-нибудь самодовольная мразь чувствует, как мой каблук выдавливает его глаз, или как ломаются его ребра от удара моего кулака, мой здоровый, блядь, молот-кулак крушит его ребра, как спички, потом мой член имеет его во все дыры, моя сперма мешается с его вонючей кровью. О да, меня заводит об этом думать. Прямо сейчас, вот в эту минуту, я дрочу. Я представляю свой член в твоем беззубом рту, прямо сейчас. Я спускаю целый галлон тебе в горло. Ты выблевываешь зеленую жижу мне на колени, а потом я убиваю тебя за эту ошибку. Я откручиваю тебе на хрен голову с твоей хилой шеи за эту ошибку. Я убиваю тебя, как жалкого цыпленка, который ты и есть, прямо там, и — разом, а потом я тебя еще выебу. Потом я съем твои скисшие мозги и вышвырну твой труп вместе с мусором. Вот теперь ты совершенен. Теперь ты делаешь то, что умеешь лучше всего: ты — мертв. Я тебя использовал. Я тебя отымел. Я стер твое лицо с этой прогорклой земли. Моя цель в жизни — мое удовольствие, и от этого мне приятно.