в Дистриктах, - сказал он. - Потом им нужен был кто-то, способный привести это в движение. Им нужна ты.
- В Пите они нуждаются тоже, но они, кажется, забыли об этом, - говорю я.
Гейл мрачнеет.
-Пит, вероятно, нанес большой ущерб сегодня вечером. Большинство мятежников, конечно, сразу отклонят то, что он сказал. Но есть дистрикты, где сопротивление более шатко. Ясно, что перемирие идея президента Сноу. Но из уст Пита это кажется разумным.
Я боюсь ответа Гейла, но все же спрашиваю:
- Как ты думаешь, почему он сказал это?
- Его могли пытать. Или убеждать. Думаю, он ввязался в это, чтобы защитить тебя.
Он выдвинул бы идею перемирия, если Сноу позволил представить тебя как смущенную беременную девочку, которая понятия не имела что происходит, когда была взята в плен мятежниками. Так что, если дистрикты проиграют, все еще есть шанс для тебя. Если ты будешь играть по правилам.
Должно быть, я все еще выглядела растерянной, потому что следующую фразу Гейл произносил очень медленно.
- Китнис...он все еще пытается сохранить тебе жизнь.
Сохранить мне жизнь? И тогда я поняла. Игра продолжается. Мы покинули арену, но с тех пор, как Пит и я не были убиты, его последнее желание сохранить мне жизнь остается в силе. По его идее, я должна притаиться, оставаться в безопасности, заключенная в тюрьму, пока война не закончится.
Тогда ни у одной из сторон не будет каких-либо причин убить меня. И Пит? Если мятежники победят, то это будет губительно для него. Если выйграет Капитолий, кто знает? Может быть, нам обоим разрешат жить - если я буду играть правильно - чтобы смотреть Игры дальше...
Картинки проносятся в голове: копье, пронзившее тело Руты на арене, Гейл, висящий без сознания на столбе для порки, засеянная трупами пустошь, оставшаяся от моего дома. И зачем? Зачем? Так как моя кровь разгорячилась, я вспоминаю и другие вещи. Мой первый проблеск восстания в Дистрикте 8. Победители, взявшиеся за руки в ночь перед Двадцатипятилетием Подавления. И как бы случайно это не было, моя стрельба в сторону силового поля на арене.
Как нуждалась я быть поселенной глубоко в сердце моего врага.
Я вскакиваю, опрокидывая коробку с сотней карандашей, которые рассыпались по полу.
- Что это? - спросил Гейл.
- Перемирию не бывать.
Я опускаюсь, возясь, поскольку пихаю простые карандаши обратно в коробку. - Обратного пути нет.
- Знаю.
Гейл подбирает горсть карандашей и, стуча ими по полу, выравнивает их.
- Какова бы не была причина, заставившая Пита сказать такое, он неправ.
Глупые карандаши не хотят засовываться в коробку, и от расстройства я ломаю несколько из них.