Она кричит: "Меня это не волнует, Плутарх! Просто дай не еще пять минут!"
Не спрашивая, можно ли мне пройти, я шагаю по улице.
"О, нет", - шепчу я, увидев госпиталь.
Или то, что было госпиталем. Я продвигаюсь через раненых, через горящие обломки самолета, останавливаясь на бедствии передо мной. Люди кричат, отчаянно бегут куда-то, но не могут помочь. Бомбы упали на крышу госпиталя, и огонь распространился по зданию, где люди фактически оказалсь в ловушке. Собралась группа спасателей, пытающихся расчистить путь внутрь. Но я уже знаю, что они найдут. Если развалины и огонь не настигли их, значит это сделал дым. Гейл кладет руку на мое плечо То, что он это делает, лишь подтверждает мои подозрения. Шахтеры не отказываются от аварии, значит пока не безнадежно
"Пошли, Китнисс. Хеймитч говорит, что они подадут нам скоростное судно", - говорит он.
Но, кажется, я не в состоянии двигаться.
"Почему они это делают? Почему они целятся по людям, которые уже умирают?" - я спрашиваю его.
Напугать других. Помешать раненным обратитсяь за помощью. Те люди, они были уже использованным материалом. По крайней мере, для Сноу. Если Капитолий победит, зачем им будет нужна кучка покалеченных рабов? Я вспомнила все те годы в лесах, когда я слушала выступления Гейла против Капитолия. Я, не обращавшая на это внимания. Удивляясь, почему его вообще беспокоит анализирование их мотивов. Зачем думать, как наш враг никогда не думает. Ясно, что это что-то значило сегодня.
Когда Гейл спрашивал о существовании госпиталей, он не думал о болезнях, а об этом. Потому что он никогда не недооценивал жестокость тех, с кем нам пришлось столкнуться. Я повернулась спиной к госпиталю и увидела Крессиду, окруженной "насекомыми", стоящей в паре ярдов от меня. Она вела себя скованно. Даже прохладно.
"Китнисс", сказала она, " Президент Сноу только что показал эту бомбёжку в прямом эфире.
И затем он выступил с объявлением, о том, что таким образом шлет послание мятежникам.
"Что насчёт тебя? Ты хотела бы что-нибудь сказать повстанцам?"
"Да" - прошептала я.
Красный мерцающий свет на одной из камер ловит мой взгляд. Я знаю, что меня снимают.
"Да" - говорю я более уверено.
Все отходят назад от меня - Гейл, Крессида, "насекомые" - давая мне свободное место. Ноя осталась сфокусированной на красном свете.
"Я хочу сказать мятежникам, что я жива.
Что я прямо здесь, в Восьмом Дистрикте, где Капитолий только что разбомбил госпиталь, полный невооруженных мужчин, женщин и детей. Выживших не осталось. Шок, который я спытывала, начинает превращаться в ярость.