Токмаков несколько раз оглянулся в ту сторону, куда ушла Маша, и все прислушивался, словно еще не замолкли ее шаги.
Неужели только сегодня утром он впервые ее увидел? Она же и раньше, наверно, приходила к Борису?..
Он ничего не имел бы против, чтобы кончился этот затянувшийся обеденный перерыв и можно было приступить к работе. Праздная прогулка по площадке была ему сейчас в тягость.
Всюду, где только темнела тень, отдыхали строители. Многие спали.
Токмаков издали увидел группу своих монтажников; они сидели в тени высокого забора.
Мимо проехала телега, груженная огнеупорным кирпичом. Сонный возница не заметил, как два кирпича упали на дорогу. Монтажники в несколько голосов закричали. Возница встрепенулся, соскочил, не останавливая лошади, подобрал кирпичи и, прижав их к груди, бросился догонять телегу.
Хаенко держал в руках «Крокодил». Он еще не развернул журнала, не вгляделся в обложку, а лицо его уже расплылось в широкой улыбке.
— Вот дают жизни! — Хаенко осклабился, предвкушая возможность посмеяться.
«Тебе бы дать жизни!» — с раздражением подумал Токмаков.
На прошлой неделе Хаенко во время обеденного перерыва едва не вызвал аварию. Он ушел обедать в то время, когда не было тока, а рубильник лебедки выключить позабыл. И вот, пока Хаенко обедал, включили ток, лебедка пришла в действие, трос натянулся, лопнул, и едва не полетела мачта, к верхушке которой был привязан трос. Но еще больше, чем эта небрежность, Токмакова разозлили беспечность, равнодушие, с которым Хаенко выслушал тогда выговор, его подчеркнуто скучающий вид.
У Хаенко не только руки, но и глаза ленивые. Даже свою собственную фамилию он называет с какой-то небрежностью в тоне, словно не уважает самого себя. Вечно нарушает порядок, а потом объясняет свое поведение пережитками в сознании, наследием проклятого прошлого. Как говорит Пасечник про этого самого Хаенко: «Пережитки-то у него есть. А вот сознания — никакого…»
Хаенко повелительно подозвал к себе Бориса, проходившего мимо.
— Ну, когда же?
— Завтра.
— Помни уговор, Берестов. Первая получка — с нее рабочий класс начинается. Святое дело! Или, может, тебе, сосунку, мама с папой не велят?
— Я человек самостоятельный! — запетушился Борис.
— Тогда — порядок. Завтра твою получку и обмоем, Хаенко щелкнул себя пальцем по горлу и снова углубился в «Крокодил».
Борис пошел своей дорогой. Он еще и месяца не проработал на стройке, а уже был загружен комсомольскими делами, так что и обеденный перерыв проходил у него в хлопотах.