С легким шипеньем разошлась входная диафрагма, и в ходовую рубку стремительно вошел Ковалев. Точнее, адмирал Ковалев — звания первые офицеры эскадры присвоили себе самочинно, но тут уж сложно было их упрекать, все равно из настоящих офицеров империи оставался только Шерр, да и тот был ничуть не главой генштаба, а иерархию выстраивать было жизненно необходимо.
Синицын вскочил, как подброшенный невидимой пружиной — все-таки рефлексы, вбитые годами службы, давали о себе знать. Ковалев отмахнулся — сиди, мол — и направился к своему личному пульту. Конечно, он мог подключиться к корабельному компьютеру откуда угодно, хоть из сортира, но работать предпочитал все же на мостике. В принципе, он здесь почти постоянно находился — пожалуй, адмиралу без никакого опыта приходилось в этом походе тяжелее всего и он спешил, устраняя пробелы в собственных знаниях и постигая на бегу то, что не успел или по собственному разгильдяйству пропустил на Земле.
Однако сейчас Ковалев не стал рассиживаться за пультом — быстро прогнал какие-то расчеты, кивнул удовлетворенно и встал. Окинул взглядом рубку, склонившихся над пультами людей (в походе особой работы не было, в рубке, включая его самого, было восемь человек) и удовлетворенно хмыкнул. Хотя народ и расслабился несколько после напряжения первых дней полета, но все было в меру, никаких запредельных вольностей, так что придраться было не к чему.
Неторопливым шагом (рубка была, как и все на этом корабле, большая — не то что на эсминцах) Ковалев подошел к обзорному окну. Два метра бронестекла исключительной прозрачности отделяли его сейчас от космоса. В бою поверх стекла надвинутся толстенные плиты корабельной брони и информация будет поступать с экранов, но пока что можно было вживую видеть звезды. Их свет на таких скоростях искажался в точности согласно теории относительности, однако, слава Богу, это было единственным, в чем Эйнштейн оказался прав. Никаких фокусов со временем, никакого принципиального светового барьера не существовало, корабли перли через пространство в сотни раз быстрее, чем было теоретически возможно — и ничего, никто от осознания этого вопиющего факта пока не умер.
Синицына, успевшего до армии и сержантских погон заиметь еще и диплом физика, этот факт первоначально несказанно удивлял — ровно до того момента, как он познакомился с мнением на сей счет имперских ученых. Надо сказать, их мнение резко отличалось от мнения земных специалистов и, в отличие от последних, было подкреплено солидным аргументом в лице боевых кораблей, на одном из которых Синицын сейчас и находился. Критерий науки — эксперимент, поэтому Синицын предпочел довериться ученым империи и не прогадал. Во всяком случае, сейчас он несся к звездам, хотя еще полтора года назад и помыслить не мог ни о чем подобном.