Наоборот, он понял, что это давало огромный простор, свободу действий ему — им — до истечения, отведенного им срока.
Он никогда прежде не ощущал такой свободы, которая, возможно, и позволила ему сказать:
— Я подумал даже, что ты, возможно, забеременела и приехала в город для встречи с моими родителями.
У нее широко распахнулись глаза.
— У меня никогда не хватило бы на это смелости. — Выражение лица внезапно стало оценивающе-заинтересованным. — Но ведь ты все же приехал.
— Как видишь, — не задумываясь, ответил он. Он и сам не понимал, почему он тут же примчался, несмотря на вероятность такого поворота событий.
— И что бы ты предпринял, если бы я оказалась беременной?
Он пожал плечами, сейчас из одежды на нем оставались лишь бриджи.
— Скорее всего, ничего.
— Поскольку ты ничего и не обязан делать. — Ей не следовало позволять себе так увлечься созерцанием его мужских достоинств, когда его ответ был столь жестко прямой, не требующий толкований, но она не могла удержаться. Он был поразительно мужественен — рельефные мускулы, грубая сила, — он был красив, как Бог.
— Ты замужем, — подчеркнул он прямолинейно, хотя внутри и чувствовал какое-то странное удовлетворение собственника от сознания, что он был ее первым любовником.
Его бесстрастное утверждение было также квинтэссенцией мужской сущности.
— Это правда, — сказала Элспет, зная правила, по которым жило общество. Мужчины не несли никакой ответственности, если только не представали перед судом. Что отнюдь не было нормальной практикой среди аристократов, где скандалы никогда не признавались открыто. — Я могла бы назвать тебя отцом ребенка. — В ее голосе прозвучала обвинительная нотка. — Тебе пришлось бы взять на себя какую-то материальную ответственность.
— Что заставляет тебя думать, что я бы оспорил свое отцовство?
— Я должна быть благодарна за это, я предполагаю, — буркнула она. — Но ведь деньги для тебя не проблема, не так ли?
— Прости. Я рассердил тебя. — Он встретил ее взгляд. — Мне следует уйти?
— Раз уж я не беременна?
— Я по крайней мере попрошу прощения, — сказал он, пытаясь уклониться от этой потенциально взрывной перепалки. — Мир может быть жестоким, я знаю.
— Потому что это мир мужчин, — сказала она резко. Дарли поднял руки в знак сдачи, не находя слов против ее утверждения.
— Я не знаю, как мне выбраться из всего этого. Если ты можешь что-то посоветовать…
— Я могла бы. Все зависит…
— От? — В его взгляде сквозила настороженность.
— От того, не боишься ли ты заниматься любовью с женщиной, которая может говорить, более открыто и откровенно, чем ты привык. — Она смерила его взглядом. — После нескольких недель диких скачек в Йоркшире я отнюдь не склонна к самопожертвованию. И мне ровным счетом наплевать, особенно сейчас, на любые правила и условности. И вопрос, пущу ли я тебя в мою постель или нет, касается лишь тебя и меня. — Она чуть вскинула брови и вдруг улыбнулась: — Итак?