Если он правильно понял ее, а у него был многолетний опыт толкования женских взглядов, в общем-то она уже не говорила «нет».
— Челяди приказано держаться подальше и не попадаться на глаза.
Она вскинула брови:
— Я даже не знаю, должна ли я быть благодарна или почувствовать смущение от вашей предусмотрительности.
— Ни то ни другое. Мы здесь одни, и это все. И так будет продолжаться до моей следующей команды. Так что, как видите, — продолжил он мягко, — у вас больше нет предлогов и отговорок.
— Отговорок от чего? — Элспет взглянула на него из-под полуприкрытых век с едва заметной улыбкой на губах.
Это был первый открыто игривый и кокетливый взгляд, обращенный к нему.
— Чтобы не подарить мне поцелуй, — шепнул Дарли.
— Мне нельзя.
— Никто об этом не узнает — никогда, — мягко добавил он.
— Никогда?
— Никогда. — Произнесенное хриплым и тихим голосом, одно-единственное слово придало ей уверенности.
Элспет сделала глубокий вдох, выставив, словно напоказ и без того полные груди, затем выдохнула и произнесла чуть слышно:
— Ну, тогда разве что один поцелуй.
— Мне ужасно хочется. — Сам вопрос уже не обсуждался. Оставалось лишь чуть подождать.
— Я сама поцелую вас.
Он был доволен, что она произнесла это уже без былой робости, еще больше доволен, что она забыла о слезах. Откинувшись на обитую жесткой красной шерстью спинку просторного якобинского кресла, маркиз положил руки на резные деревянные подлокотники и закрыл глаза.
— Теперь вы искушаете меня.
Он услышал смешок в ее голосе и, подняв взгляд, увидел ее зардевшиеся щеки и сияющие голубые глаза. Если бы он не боялся спугнуть ее, он протянул бы руку и потрогал ее дьявольски соблазнительную грудь.
— Я готовлю себя к вашему поцелую, — вместо этого заявил Дарли, одарив ее самой неотразимой улыбкой.
— Как будто у вас не было великого множества подобных поцелуев прежде, — парировала она с легкой насмешкой в голосе.
— В этот раз все совсем иначе. — И видит Бог, это была правда. Он почувствовал себя, словно девственник в ожидании первого поцелуя в жизни. Конечно же, он не мог не понимать, что столь возвышенные, из ряда вон выходящие ощущения вряд ли продлятся долго, но сейчас, в эти, пусть преходящие, мимолетные мгновения, его волнение было подлинным.
— В чем же разница? — спросила она, как обычно это делают женщины, недовольные, пока им не расшифруют каждое вырвавшееся слово.
— Вы совсем другая.
— Это как же?
— Я не знаю. Возбуждающая. Новая. — Он пожал плечами. — Не спрашивайте меня. Я сам не могу понять себя. — Если бы все его помыслы не были сфокусированы на том, что последует сразу за поцелуями, он мог бы ощутить тревожный сигнал по поводу столь несвойственного ему беспокойства.