Наконец закончился этот поистине кошмарный для Эмиля Гросса день. Удрученный лейтенант в сопровождении не менее удрученного фельдфебеля Штиллера вернулся в кабинет, где на ковре лежал сложенный вдвое половичок. Тут новый комендант вспомнил об арестованном подростке.
— Скажите, фельдфебель, этот второй мальчишка — тоже партизан? — спросил Гросс, снимая шубу и прижимаясь спиной к кафелю печки.
Штиллер закрывал окна деревянными щитами.
— Мне трудно ответить на этот вопрос, господин лейтенант, — сказал он. — Я не знаю, почему покойный обер-лейтенант привлек этого второго мальчишку.
— Но где и при каких обстоятельствах он был захвачен? — допытывался лейтенант.
— Мы взяли его при выходе из просеки, у хутора. Он нес мешок с очень дрянной мукой. Ничего подозрительного при обыске мы не обнаружили. Признаюсь, у мальчишки был глупый вид: до того он растерялся и перепугался. Он все время бормотал что-то и показывал какой-то документ — пропуск, кажется, который лежит сейчас у вас, господин лейтенант, на столе.
— Но почему же обер-лейтенант был уверен, что этот второй тоже партизан? Вы ведь присутствовали при допросе?
— Да, господин лейтенант, — заморгал глазами Штиллер. — При второй половине допроса. Но, видит господь, я в состоянии понять только десятое слово из той тарабарщины, на которой говорят эти люди. Я понял только, что этот Сокуренко и обер-лейтенант подозревали, что оба подростка — сообщники. Подозревали, но уверены в этом не были. Обер-лейтенант все время показывал на мешки. Мешки у них, в самом деле, почти одинаковые. И затем обер-лейтенант очень часто употреблял слово “мина”. Он, очевидно, полагал, что этот второй нес мину и спрятал ее где-то в лесу. Обер-лейтенант инструктировал нас и предупреждал, что партизаны пользуются какой-то маленькой миной секретного устройства, и обещал награду тому, кто сможет обнаружить такую мину. Вот все, что я могу сказать, господин лейтенант.
Штиллер с любопытством рассматривал лейтенанта. Это любопытство не было праздным: плох тот подчиненный, который не знает способностей, характера и привычек начальства.
Лейтенант покосился на половичок и досадливо покачал головой.
— Какое свинство — умереть, не передав дела. Что же мне делать с этим мальчишкой? Разве это улики — мешки? Я уже видел тысячи людей с такими мешками. Тысячи людей на дорогах.
— Что делать? — поняв, что лейтенант беспомощен, как ребенок, Штиллер не сдержался и широко ухмыльнулся. — Ах, господин лейтенант, зачем вам улики? Сразу видно, что вы недавно приехали в эту страну…