По первому заходу я так и не попал в Срединное государство, застрял в Маньчжурии (северо-восток), в Мукдене, на аэродроме около Дунлина — огромного парка, служившего когда-то местом захоронения бывших завоевателей Китая, императоров маньчжурской династии Цин.
Только через два года, в канун праздника весны, меня неожиданно перевели из Мукдена на крайний северо-запад, так сказать, бросили с одного конца Великой стены на другой — пять дней пути на поезде.
И я очутился за этой стеной, на земле ханей, то есть земле истинных китайцев.
Перевод был вызван тем, что у одного из моих коллег заболели почки — камни разыгрались. Его на самолете отвезли в Пекин, в госпиталь, там отпоили каким-то варевом, затем опять посадили на самолет и откомандировали на излечение в Советский Союз. У меня же почки работали «без перегрева», как маслофильтры в отлично отрегулированном двигателе, и это было хотя и слабым, но все-таки утешением, ибо летел я на новое место без особого желания.
В Мукдене я обжился. Шэньян, как называли Мукден китайские товарищи, считался после Харбина вторым городом, где хорошо было работать. Вопрос заключался не в самой работе — не надо так узко понимать, работа, она везде одинаковая, везде ее надо выполнять на совесть. В Мукдене находилась большая группа советских специалистов, целый городок железнодорожников ЮКВЖД. У железнодорожников был свой клуб, где демонстрировались советские фильмы, был плавательный бассейн и две волейбольные команды, которые без конца оспаривали первенство друг у друга.
И еще в Мукдене было очень приветливое советское консульство. В консульстве часто устраивались вечера отдыха. По праздникам в ресторане можно было запросто заказать столик и поплясать от души с женами дипломатов.
В общем, жить можно было.
Ведь самая большая трудность работы за кордоном не климат, не национальные обычаи страны. Самое тяжелое — тоска по Родине. И днем и ночью сосет под ложечкой. Начинает казаться, что вот никогда уж больше не попробуешь ржаного хлеба...
В Мукдене остались у меня друзья. Настоящие. Чего-чего, а друзьями меня судьба не обидела. Взять хотя бы подшефных китайских хлопцев, которых я обучал тонкостям ГСМ. Они величали меня «гэгэ» (старшим братом), хотя многие по возрасту были значительно старше. Учились они на совесть. Ко мне относились прямо-таки с нежностью. Чтобы сделать мне приятное, выучили на русском языке «Катюшу».
Это было, когда на наш аэродром перегнали МиГ-15, новенькие машины. Когда и где научили китайских парней летать на реактивных истребителях, не скажу, так как не знаю. Я числился в СКОГА (советско-китайском обществе гражданской авиации), вроде нашего Аэрофлота, и отвечал за топливо винтомоторных пассажирских самолетов. Часть моих учеников забрали в военную авиацию на обслуживание МиГов, по этому поводу и устроили прощальный ужин. Съездили на «газике» в город к «Чурину». Была такая солидная фирма русского купца. Купили пива, сладостей, колбасы... Дома приготовили рис, пампушки. Устроили проводы. И вот когда сели за стол, хлопцы запели «Катюшу»...