— Шакал волку не товарищ, — холодно, будто завидуя богачу, произнес Таганов. — Друзьями могут быть равные. Я могу стать ему другом тогда, когда наживу состояние не меньше, чем у него. А пока что меня ноги кормят.
Фюрст многозначительно переглянулся с майором. После Ашир мучительно раздумывал, не переборщил ли он в разговоре с этим матерым врагом. Сомнения Таганова не были беспочвенны. Красная Армия действительно развеяла миф о непобедимости немецкого оружия, все больше склоняла чашу весов в свою пользу. Будь Фюрст прозорливее, он ни на йоту не поверил бы Таганову. Чего ради, даже если Ашир и ярый враг Советов, самому лезть в петлю?.. Или нацист, оболваненный фашистской пропагандой, бездумно верил в победу вермахта, или принял Таганова за отчаянного авантюриста, играющего ва-банк.
Поздно вечером Таганова отвезли в расположение полицейской части, стоявшей километрах в пяти от штаба дивизии. Несколько дней Ашир провел в обществе знакомого фельдфебеля. Он не докучал Таганову расспросами и, казалось, не проявлял к нему никакого интереса.
Томительно тянулись дни ожидания. Агент Стрела сам выйти на связь не мог — у него не было ни рации, ни связных. Но советские радисты внимательно следили за эфиром, контролируя вражеские радиоволны, особенно переговоры и шифровки, передаваемые немцами из прифронтовой полосы. Больше всех о своем питомце беспокоился подполковник Касьянов.
И вот радистами была перехвачена немецкая шифровка следующего содержания: «15.07.43. Из Рославля в Смоленск. Перебежчик Таганов из Ашхабада, владеет русским, немецким и всеми среднеазиатскими (тюркскими) языками. Перебежал первого июля. Изъявил желание создать организацию тюркских народов, установить связь через Турцию и Иран с родиной. Считаю целесообразным использовать в курируемых мною заведениях. Керст».
Касьянов не скрывал своей радости: «Дошел. Молодец, Стрела! Керст — это псевдоним Фюрста. А «заведения» — ТНК и легион, куда и надо попасть Аширу». И все же подполковник был не на шутку озабочен: куда конкретно направят Таганова?
Чуть раньше в Берлине, из двухэтажного особнячка, расположенного на одной из тихих улочек пригорода, близ кладбища Кёнигсхайде, вышел человек в темном плаще и мягкой шляпе. Он чуть прихрамывал, тяжело опирался на самшитовую трость. Во рту торчала толстая сигара. На вид ему лет пятьдесят, розовощекий, благодушный, короче говоря — типичный берлинец. Из тех, кто ложится спать с вечерними сумерками, любит пиво и тишину. Но какая сейчас может быть тишина, если Берлин бомбят то советские, то английские самолеты. Даже искусная маскировка не уберегает. Правда, нет худа без добра: бомбежки увеличили приток клиентов. А до войны, которая грохочет на полях России, ему, благочинному немцу, владельцу похоронного бюро, и дела нет. Ведь он хоронит усопших здесь, в Берлине и его предместьях, и какой ему прок от того, что где-то на заснеженных просторах гибнет множество немецких солдат? Те в услугах могильщиков не нуждаются...