Таганов взглянул на часы — минут через десять, ровно в пять, проснется весь лагерный городок. Рядом зашевелился Игам Бегматов. Да-да, тот самый, который до войны работал инструктором ЦК Компартии Туркменистана, друг и однокашник Ашира. А встретились в этом треклятом лагере — словно в сказке или в бесконечно долгом кошмарном сне. И увиделись необычно — в бане, точнее в вошебойке, куда их загнали, прежде чем вернуть одежду. Они сидели нагишом и поначалу молчали, не веря своим глазам. Когда оделись, то Таганов, носивший знаки различия старшего сержанта, увидел на Бегматове форму рядового, а уходил он на фронт батальонным комиссаром. В зондерлагере все курсанты ходили в старом красноармейском обмундировании, обращались друг к другу по званию, присвоенному в Красной Армии, непременно прибавляя «товарищ». Боже упаси сказать «господин» — Брандт упечет в карцер, так ведь можно выдать себя в советском тылу.
— Ты ли это, Игам? — горестно спросил Ашир, когда рядом никого не было.
— Меня зовут Назар Бегляров, — вымученно улыбнулся Бегматов. — По имени и фамилии одного погибшего солдата.
— Я тоже под чужой фамилией — Эембердыев, здесь дали. Имя только свое оставили.
Бегматов рассказал о себе. Был комиссаром полка, тяжело ранило под Киевом, потерял сознание, а придя в себя, увидел как в дурном сне колючую проволоку, бойцов и командиров, служивших под его началом, себя в солдатском обмундировании, без знаков различия. Ему сказали, что почти всех комиссаров, политруков и командиров немцы расстреляли, а его едва спасли, переодев в одежду убитого красноармейца. После пытался бежать, но безуспешно, а в легион его не взяли... Сам попросился в «лесную школу», надеясь, что оттуда дорога домой ближе.
— Как я рад, Ашир, что мы снова вместе! Теперь я непременно убегу, а если что — с тобой и умереть не страшно.
— А ты веришь мне? Я же перебежчик. Идейный враг Советской власти.
— Не верю. Не хочу даже верить. Я же знаю тебя...
— Свое неверие и вообще свое мнение оставь при себе. Понял? — Таганов сказал резко и требовательно.
Оба замолчали. Возникла неловкая пауза.
— Умирать бессмысленно воздержись, — первым нарушил молчание Таганов. — Для этого ума большого не надо. Нас матери родили, чтобы мы врага одолели, а сами выжили.
— Не поймешь тебя, Ашир...
— И понимать нечего. Знай одно — я перебежчик. А в остальном можешь верить, как прежде.
Бегматов облегченно вздохнул, сразу повеселел.
— Пусть только нас перебросят за линию фронта. Мы тут же перейдем на сторону наших. Так думает и Яковлев, старший группы.