— Противно заходить к азиатам, — брезгливо поморщился он тогда. — От них псиной разит. Даже в кабинете Брандта этот дух витает.
— А вы, однако, белоручка и чистоплюй, — удивился Мадер. — Хотите в дерьме копаться и не запачкаться? Смотрите, Фюрст, не перехитрите себя!
Не найдя что ответить, оберштурмбаннфюрер наговорил Мадеру кучу дерзостей, но барон, в душе презиравший сына лавочника, промолчал. Зато дома дал волю своим чувствам: «Из грязи да в князи! Жалкий плебей, возомнивший себя патрицием!» — «Это ты о ком, папа?» — насторожился Леопольд. «О твоем наставнике из гитлерюгенда...» Мадер знал, что сын оказывал кое-какие услуги Фюрсту, некогда работавшему в службе безопасности гитлерюгенда. Сын как-то странно посмотрел на отца, словно запоминая его слова...
Поведение Фюрста шокировало и Агату, когда тот с невозмутимым видом продолжал уписывать салаты за обе щеки. Ей хотелось заткнуть уши, не слышать его смачного отрыгивания. Вероятно, дом презренных азиатов, где всегда угощали с восточной щедростью и подавали натуральный кофе, не водившийся в ту пору даже в богатых немецких семьях, не отдавал псиной. И гости не уходили отсюда с пустыми руками.
Фюрст, часто поднимая фужер, произносил: «Всухомятку горло дерет», — и выливал его содержимое в широкий рот. А когда подали мороженое, собрался рассказать какой-то солдатский анекдот, но Мадер перебил его:
— Что ж, друзья, голод телесный мы утолили. Глубокий поклон хозяйке за гостеприимство. Теперь подумаем и о пище духовной...
Агата удивленно вскинула темные брови: неужели Вилли не надоела компания этого неотесанного гестаповца? Мадер усилием воли подавил вспыхнувшее в нем раздражение против жены. Женщина так глупа, что не может понять, простую истину: в сию смутную пору люди, подобные Фюрсту, — опора Гитлера и рейха. Ему этот мужлан нужнее, чем он — Фюрсту.
— Предки болгар, — Фюрст, отойдя от стола, пересел на диван, — орали: «И хлеба, и зрелищ!»
— Браво, Фюрст! — Мадер захлопал в ладоши. — Вы делаете успехи в древней истории...
— Это сказали римляне! — Агата презрительно скривила губы.
— Какая разница? — Фюрст подал знак жене. — Ну-ка, Урсула, принеси мой путеводитель. Такой книги Мадеры и отродясь не видели.
— Заведите турецкую музыку, — попросил Черкеза Мадер, щелкнув длинными пальцами. — Турки, общаясь с Азией и Европой, настолько обогатили свою культуру, что их мелодии по вкусу и европейцам, и восточным людям. Люблю Турцию!..
Черкез включил магнитофон, и столовую залил мягкий лирический голос знаменитой турецкой певицы.
— Вкусы аристократов духа утончены. — Фюрст неприлично похлопал себя по оплывшему животу, многозначительно поглядывая на Мадера. — Не то, что у нас, аристократов тела.