Таганов толкнул тяжелую дверь с дубовой ручкой, вошел в здание. Спотыкаясь в темноте, отыскал лестницу, поднялся на второй этаж. Помещение внутри не выглядело так внушительно, как снаружи: было сыро и мрачно, как в склепе.
Ашир сам отыскал Туркестанский национальный комитет. Захарченко отстал при въезде в город. Заняв у Ашира несколько марок, он юркнул в первый попавшийся пивной бар, заранее условившись о месте и времени встречи, чтобы вернуться в Луккенвальде.
Еще в Москве Ашир по карте Берлина легко находил этот дом с темной крышей, обведенный синим карандашом.
— Так называемый Туркестанский национальный комитет — это негласный филиал гитлеровской разведывательной службы, — наставлял подполковник Касьянов. — Отсюда нити ведут на Моммзенштрассе, где расположен «Тюркостштелле» главного управления СС, в диверсионно-шпионские зондерлагеря и школы, в центры по вербовке туркестанцев в гитлеровскую армию, Именно здесь, в этом доме, вы должны стать своим человеком.
Крутая лестница уткнулась в коридор. Слева — дверь. Было слышно, как кто-то читал стихи на чагатайском языке. Откуда они раскопали этот давно забытый язык-суррогат, похороненный веками, язык аристократов и придворных, учрежденный в своем «Великом Улусе» Джагатаем, вторым сыном Чингисхана? Возродив мертвый язык, они, вероятно, мечтают вернуть к жизни давно канувшее в небытие. Средневековые обычаи и обряды, образ жизни самого Чингисхана и его кровожадных сыновей и внуков, затопивших кровью полмира... Вон по чему тоскуют осколки старого мира. Это то самое, о чем распинался Мадер в доме Черкеза и Джемал. Только холуи перещеголяли своих хозяев.
Постучался. Не дожидаясь ответа, открыл дверь. В маленькой комнатке за тремя столиками и на потертом диване сидело шестеро туркестанцев. Двое в форме вермахтовских солдат, остальные — в штатском.
Навстречу поднялся приземистый, лысоватый человек с едва заметными следами оспы на ястребином носу, обличьем своим скорее смахивающий на курда, чем на туркмена. Это Рахман Ахмедов.
Солдаты тут же вышли. Люди в штатском, не поднимаясь с места, ответили на приветствие Таганова и бесцеремонно ощупывали его глазами.
У Ахмедова от возбуждений на носу выступили бисеринки пота. Встретил он радушно, словно старого приятеля, познакомил с теми, что остались в комнате. Круглолицый, сидевший у двери, отрекомендовался Курбаном Халмурадовым, диктором, другой, с густой копной черных волос, перебиравший ворох фашистских пропагандистских листовок, — Какабаем Джумашевым. Оба еще безусые юнцы. До войны окончили советскую семилетку, техникум, наверное, ходили в пионерах, были комсомольцами... Что их толкнуло на путь предательства?