Через четверо суток в Красноводске в кабинет начальника местного управления госбезопасности вошел старик, с которым Каракурт добирался до города. Снял мохнатый тельпек, положил на пол и, оставшись в расшитой тюбетейке, запотевшей по краям, медленно опустился на стул.
Назаров улыбнулся старому другу. Шаммы-ага еще в тридцать девятом году в охотничьей мазанке, что на самой границе в долине Сумбара, встречал и провожал агентов германской разведки, участвуя в игре чекистов, навязанной врагу.
— Довел его, Чары! — сказал старик.
— Спасибо, огромное тебе спасибо, дорогой! — Назаров крепко пожал ему руку. — Ты не представляешь, отец, какое огромное дело сделал!.. Что он за человек, Шаммы-ага?
— Человек?! — В глазах старика застыло отвращение. — Дай ему волю, он весь род людской передушит. Шакал он, а шакалы, говорят, на весь мир зарятся... Это не человек! Скорпион.
— Да, отец, ты не ошибся. — Назаров перебрал в руках бумаги, вложил их в большую папку. — Он похуже скорпиона... Каракурт!
Едва за стариком закрылась дверь, конвоир ввел арестованного.
— Я показаний давать не буду, — угрюмо произнес Каракурт.
— Нам они не нужны, — спокойно сказал Назаров и жестом показал на стул. — Садитесь... У нас достаточно материалов, чтобы судить вас по всей строгости законов военного времени. Вы — Нуры Курреев, кличка Каракурт. Выбирая себе ее, вы говорили Вилли Мадеру, резиденту германской разведки в Иране: «Я для Советов — Каракурт! Пусть меня боятся! Мой укус смертельный!» В двадцать три года вы были сотником Джунаид-хана. Бежали в Иран, затем — в Афганистан, снова в Иран, где вас завербовал Мадер... Потом вы побывали в Турции, Сирии... Дважды проникали на территорию Советской Туркмении, и дважды вам удавалось уходить от возмездия... На вашей совести не одна жизнь советских людей. Так что знаем мы о вас все! — И Назаров похлопал ладонью по папке.
Каракурт отвернулся, зашарил вокруг глазами и даже привстал от удивления — так поразило его то, что он увидел в окне. Оно выходило во двор, где под навесом сидела на кошмах почти вся его группа. Теперь эти оставшиеся в живых прохлаждаются в тени, дыни жрут, подонки!.. Каракурт отвел горящие ненавистью глаза от окна и встретил пристальный взгляд Назарова. Тот словно прочел мысли Каракурта.
— Нет, Курреев, не они предали вас. Это вы предали свой народ. Но сейчас я вас вызвал не для дискуссии. Вам бессмысленно отпираться. С вами был еще один радист. Группа пришла к нам по доброй воле, и радист вызвался помочь выйти на связь с Луккенвальде.
— Слепой котенок, — усмехнулся Каракурт. — Он ни шиша не знает, кроме частот и шифра. У меня личный код, известный только начальству лагеря.