Ему стало нестерпимо жарко. Он рванул ворот рубашки, так как все тело покрылось липкой испариной, хотя ночь была прохладной. Машат заметался по камере и, подойдя к окованной двери, забарабанил кулаками, потребовал немедленной встречи со следователем.
Когда Атдаева ввели в кабинет, часы показывали полночь. Перед Багиевым на столе стоял небольшой глиняный чайник с латаным носиком и двумя пиалами. Лицо у старшего лейтенанта загорелое, со следами хронической усталости, по краям губ едва заметные складочки. Темные глаза оставались внимательными, чуть настороженными. Он указал Атдаеву на стул, налил себе в пиалу жидкого чая, вопросительно глянул на арестованного, предлагая тоже налить, но тот отказался...
Подростком, когда в Туркмении стали создавать кооперативы и колхозы, а в песках появились басмаческие отряды, отец его и братьев отправил в Турцию, к своим друзьям, Машат жил в фешенебельном районе Стамбула, застроенном виллами, с парками и садами, а учился в мусульманском лицее, куда ходили дети местных аристократов. Да, это были самые беззаботные годы его жизни. Они пролетели как сказочный сон. Кошмарным было пробуждение... в Каракумах, куда Машату пришлось поехать по воле Джунаид-хана, приказавшего отцу вернуть сыновей в Туркмению для пополнения его поредевших отрядов.
Военная карьера братьев была недолгой и неудачной. После гибели отца братья разъехались кто куда: старший Эрен снова подался в Турцию, а оттуда еще куда-то, самого Машата прибрал к рукам Джапар Хороз, а младший Вепали поехал с матерью в Конгур и, пожалуй больше всех выиграл, оставшись на родной земле. Но жил он недолго, следом за ним умерла и мать.
Машат, поселившись в доме Джапара Хороза, узнал о нем многое. Крупный бай, родовой вождь марыйского племени буркоз в период оккупации Туркмении англичанами воевал против Советов, формируя басмаческие отряды, снабжая их оружием и боеприпасами. Заодно, выполняя задание Тиг-Джонса, начальника разведки интервенционистских войск, Хороз вербовал земляков в английскую агентуру. Стоило белогвардейским частям сменить англичан, как он стал сотрудничать с деникинской контрразведкой, выдавая ей всех, кто симпатизировал большевикам. Опыта Хорозу было не занимать — долгие годы состоял еще осведомителем царской охранки. В двадцатом бежал в Иран, прикрывшись не бандами Джунаид-хана, а английским отрядом. Иначе не вывезти бы ему столько добра, награбленного в Туркмении на крови и слезах своих соотечественников.
Когда Машату исполнилось семнадцать лет, приехал Туг, черный от загара индус. Его тело, лицо, на котором огнем полыхали зрачки гипнотизирующих глаз, были настолько иссушены — в чем только душа держалась? — что казалось, ему невмоготу будет даже шевельнуть спичечными руками и ногами. Но он, необычайно подвижный, с первой же минуты завладел вниманием Машата. Индус не представился, но юноша догадывался, что тот от Кейли. Маг и чернокнижник, гипнотизер и врачеватель, он передавал свои мысли на расстояние. Мог, нащупав у человека пульс и глянув ему в глаза, сказать, чем тот болен. Принадлежность к таинственной касте «душителей» обязывала его знать множество приемов бесшумного и безболезненного удушения человека.