— Как вам удалось заручиться справкой о его смерти?
— В районной амбулатории врач знакомый... Сработала большевистская сердобольность, о которой говорил Кейли...
— А где вы познакомились с Нуры Курреевым?
— В урочище Ярмамед. Отец его услугами пользовался.
— Еще где встречались? При каких обстоятельствах?
— В Мешхеде. Видел издали у дома Хороза. Хозяин, узнав, выставил охрану, а меня настрого предупредил, чтобы я остерегался Курреева. Думаю, что он хотел меня повидать.
— С какой целью?
— Наверное, хотел перевербовать меня в немецкую разведку. Тогда в странах Ближнего и Среднего Востока велась охота на молодых людей. Немцы свою агентуру готовили в Германии, а у англичан свои базы были в Индии, Иране...
— С кем вы еще общались в Пешаваре?
— С тремя инструкторами-англичанами. Они обучали меня радиоделу, шифру, тайнописи, подделке документов, перлюстрации, владению оружием.
— Надеюсь, вы не забыли их имена, приметы?
— Помню. Я готов изложить все письменно.
Багиев положил перед Атдаевым бумагу и остро заточенный карандаш, спросил:
— Как Кейли определил вашу главную задачу? — Багиев устало поднялся, открыл окно — в кабинет ворвалась предутренняя прохлада.
— Он поставил три основные задачи, — ответил Атдаев. — Первая — внедриться, занять у большевиков руководящее положение. Вторая — искать влиятельные связи, завязывать знакомства с носителями секретов, то есть с партийными и государственными деятелями, военными, крупными учеными и их близкими. Третья предполагала многое. Путем интриг, наговоров, анонимок сеять вражду и недоверие между коммунистами и беспартийными, разлагать трудовые коллективы и партийные организации, создавая в них атмосферу подозрительности и неуверенности в завтрашнем дне. Всячески вносить разлад в ряды партии, компрометировать тех коммунистов, которые занимают руководящее положение...
Атдаев многозначительно помолчал, выпил стакан воды и продолжил:
— Эта тема была любимым коньком Кейли. Я одессит, говорил он, хорошо знаю Россию, а в Одессе живут мои родственники, и служба наша информирована... В Советском Союзе прокатились три волны арестов. Одна в двадцатых и две — в тридцатых годах. Ты думаешь, спрашивал Кейли, они прошли бесследно? Как бы не так! Они вселили в сердца арестованных, репрессированных и их близких злобу на большевиков, на руководителей государства. Тут еще и мы масла в огонь подлили, «помогли» господам чекистам состряпать обвинения на безвинных... А такое не забывается, обида у людей не проходит и с годами. Это чувство остается на всю жизнь, и такими же недовольными, озлобленными они, в свою очередь, воспитывают своих детей. Людской натуре свойственно забывать добро, но зла она не прощает... Таких вот людей, старых и молодых, должен я был брать на заметку.