Я подумала, подумала и сказала себе: «Хорошо. Наверное, она права».
Она мне еще сказала: «Если тебе когда-нибудь понадобится наша помощь, приходи к нам и мы тебя примем. Сколько-то ты пробудешь у нас, мы все вместе подумаем, как тебе помочь, как добраться до Парижа…»
Она мне рассказала, как разыскать их дом, объяснила дорогу, — надо было пройти весь этот гигантский парк при дворце, а потом за парком уже было легко их найти.
Я бежала через весь парк, искала глазами мальчиков, но нигде их не было. Но мне уже было не до поисков. Надо было бежать, бежать, бежать, пока меня не хватились.
Ужас что было с моими ногами. Туфли были не туфли, подошвы оторвались, я бежала почти босиком. Слава Богу, что уже было близко лето. Потом уже мне дали совет опустить ноги в горячую воду с солью.
Я изнемогала, силы были на исходе.
Как только я переступила порог, дверь открылась, выскочила француженка и сказала:
— Кто-то на тебя донес! Тут уже были военные и спрашивали о тебе. Они искали тебя в нашем доме. Как они узнали наш адрес? Что ты такое сделала?
— Боже мой! Я забыла сжечь бумаги! Письма, адреса. Бросила в печку и убежала.
— Марина, я не могу тебя пустить. Они вот-вот придут снова.
Я сказала:
— Куда же мне теперь идти? Они же меня найдут!
Француженка сказала:
— Христос с тобой! Ты спасешься. Но я не могу тебя принять. Я уверена, ты благополучно пройдешь этот ужас, в котором мы все сейчас пребываем…
Я сказала:
— Да, но куда я сейчас пойду?
— Иди так-то и так-то, — сказала француженка — Там почти рядом будет лагерь для французов. Ты в нем укроешься.
И я снова бросилась бежать. Я бежала и думала: «Как я войду в этот лагерь? Кто меня туда пустит?!»
Пока я бежала, по радио объявили, что сейчас начнется налет, и чтобы все шли в бомбоубежище.
Наконец я увидела этот лагерь и крепко, крепко помолилась: «Господи, помоги мне укрыться! Спаси меня!»
Ворота лагеря оказались открыты настежь. Уже повсюду разносилось это страшное ж-ж-ж-ж! И как посыпало! посыпало! посыпало с неба! Я бежала как сумасшедшая. И влетела в самый первый дом.
К моему удивлению, никого там не было, ни одного человека.
Все ушли в бомбоубежище.
Я попала в барак, где спят. Койки там шли в два или три этажа, — не помню, одна над другой. Я забралась на самый верх и притаилась. Я только молила Бога, чтобы он помог мне спастись.
Когда бомбежка кончилась, все стали возвращаться. Меня пока никто не видел.
Женщин, как я узнала потом, в этом лагере почти не было. Немного проституток. А так — всё мужчины.
Они ругались худыми словами. «Merde, merde». («Дерьмо, дерьмо».)