Михаил Пришвин.
Писательское молчание — явление малоизученное, хотя в нем часто куда больше содержания, чем в иной скороспелой последовательности.
Александр Гладков.
Поэты погибают не от домашних неурядиц, болезней или неразделенной любви. Они погибают от отсутствия воздуха, от того, что воздух, которым они дышат, пахнет смертью, от того, что они не могут сказать то, что хотят сказать. Если писатель хорошо уживается с веком, то утрачивает право на трагедию, а когда нет трагедии, то надо хорошо писать, а это совсем не так просто.
Аркадий Белинков.
Ю. К. Олеша.
1.
В золотистых подмосковных лесах стояла первозданная тишина. Паутина легла на поля, когда отсчитывались последние земные часы Юрия Карловича Олеши.
Вечером переменилась погода. Далеко взлетели потревоженные птицы. За стеной больничной палаты будто огромный самовар закипел, это дождь и ветер раздевали деревья.
На пороге смерти он сказал врачам: «Вы переворачиваете меня, как кадку…» За час до ухода он воскликнул: «Снимите с лампы газету! Это не элегантно!»
«Литературная газета» напечатала официальный некролог:
«…Творческий путь самобытного художника, каким был Ю. Олеша, еще ждет своих будущих исследователей. Оставленное им наследие войдет в сокровищницу нашей отечественной литературы». Сухими строчками «могучая» писательская братва не в первый раз показала свое бессилие и в то же время, сама того не ведая, обессмертила имя травленного художника, который по их прихоти на протяжении десятилетий вынужден был вести полумолчаливую жизнь.
2.
Добрейшего на редкость человека, Ю. К. Олешу, я впервые увидел лет пятнадцати, в молодежной театральной студии. Мы показывали московской детворе фрагменты из его знаменитого романа-сказки «Три толстяка», под названием «Сердце Тибула».
Еще в 1928 году К. С. Станиславский заинтересовался этой романической сказкой[64]. Она репетировалась на большой сцене Художественного театра. Вот какую характеристику дал Мастер «становлению» характера наследника Тутти:
«Все новые впечатления, всю жизнь мальчишки со свистом, гиканьем, игрой в орлянку, шлепаньем по лужам босыми ногами, ковырянием в носу и попыткой выругаться чертом, дьяволом, старой… не буду вам называть чем… сами знаете, все должна принести ему Суок. Всю жизнь, Солнце, воздух, мальчишескую удаль и первые трогательные движения сердца — к ней, как к сестре и… девочке».
Недоедавший и недосыпавший, рано повзрослевший, с огромным удовольствием я изображал отважного Тибула. Этот образ стал для меня отдушиной, олицетворением совершенно иного, волшебного мира сказки. Юным зрителям по душе пришлась лукавая улыбка сказочника и веселая его фантазия. Они сразу приняли праздничный, затейливый, немного наивный спектакль, красочно оформленный моим другом ранней юности, талантливым и самобытным Леней Вокцицким, девятиклассником, который через три года добровольно наденет военную шинель солдата и, несмотря на близорукость, добьется отправки на фронт, а через месяц старый почтальон вручит его матери похоронную. Молча в одиночестве будет оплакивать Роза Соломоновна смерть своего единственного сына.