Егору снова захотелось ее сфотографировать. Да что на него нашло! Угораздило же выбрать в музы такое изменчивое и непредсказуемое существо! То она кикимора болотная, то русалка, то Лисичка-сестричка, то Спящая красавица, а сейчас вот самая настоящая амазонка. А может, потому и хочется ее снимать, что она все время разная, словно живет несколькими жизнями сразу?
– Твоя, что ли, папка, Наталья? – спросил Макар миролюбиво и тут же зло зыркнул на них с Померанцем.
– Моя, – она протянула руку, – отдайте, пожалуйста.
– Ну, забирай, коль твоя, – после недолгих колебаний егерь вернул папку.
Девчонка торопливо сунула ее обратно в торбу, отошла от костра.
– Вы что, – зашипел Макар, – воровать удумали, черти безрогие?!
– Сам ты черт безрогий, – огрызнулся Померанец.
– Ничего мы не воровали, – поддержал приятеля Егор. – Мы просто посмотрели, из любопытства.
– Из любопытства? – Егерь уселся у костра. – А если бы я из любопытства по твоим вещам лазил, тебе бы понравилось?
– Так она и лазила! Забыл, что ли? – Егор почувствовал, как от неловкости загорелись уши. Хорошо, что в быстро сгущающихся сумерках этого не заметно.
– Лазила, – согласился Макар. – Только она, в отличие от тебя, лазила не из любопытства, а с голодухи. Чувствуешь разницу?
Егор чувствовал, и от этого на душе стало совсем пакостно, так, словно он только что последнюю краюху хлеба отнял у несчастной сиротки.
– А что мы такого сделали?! – В отличие от него, Померанец признавать вину отказывался. – Подумаешь, картинки полистали!
– Без спросу полистали. – Макар подбросил в огонь еще веток, раздраженно махнул рукой: – Эх, что с вами молодыми говорить?! У вас уже с рождения резьба неправильная.
– Зато у тебя правильная. – Антон не любил критики. Да и кто ж ее любит?
– Ладно, мы виноваты, – Егор решил положить конец спору.
– Виноваты, так извинитесь, – буркнул Макар.
– Сейчас, разбежался! – Померанец демонстративно отвернулся.
Егор с неохотой встал, смахнул со штанов травинки, огляделся в поисках девчонки. Он не гордый, может и извиниться. Тем более что есть за что.
Девушка сидела на поваленном дереве, прижимала к груди свою торбу.
– Прости нас, ладно? – Он присел рядом, дерево тихо скрипнуло.
– Это низко, – сказала она, не глядя в его сторону. – Сначала на реке подсматривал, теперь вот по чужим вещам шаришь.
По ее голосу было ясно, что во всех своих бедах она винит исключительно его одного. Егору вдруг стало обидно. Да что он, в конце концов, сделал такого ужасного?! Ну, подумаешь, сфотографировал ее пару раз да альбом ее дурацкий пролистал. Что же, его теперь за это на урановые рудники сослать?