— А ребята? — жалобно, как-то сразу утратив ярость свою, спросил водитель.
— Мы их с нашими похороним, — сказал усатый немолодой старшина-пехотинец. — Вместе воевали, вместе лежать будут.
Танкист кивнул, и вдруг, нагнувшись, поцеловал в мертвые губы сперва командира, потом заряжающего, затем встал и молча залез в танк. Заработал мотор, и машина, пройдя задом несколько метров, развернулась и пошла к лесу.
— Они с 39-го вместе, мне Кононов говорил, — кивнув на тела танкистов, сказал Турсунходжиев. — В Западном особом служили, вместе из окружения вышли, новую машину получили…
— Это война, — сухо ответил Петров. — У тебя как, все целы?
— Да.
— А рация работает?
— Работает, — кивнул узбек.
— Тогда свяжи меня с комбатом, у нас станция отказала что-то. — Он нагнулся и аккуратно вытащил из нагрудного кармана гимнастерки Кононова залитое кровью командирское удостоверение и комсомольский билет, затем забрал документы Прокопьева.
Судя по шуму двигателя и грохоту пулеметов, танк комбата вел бой.
— Быстро, Ваня, быстро, — крикнул Шелепин. — Поселок взяли?
— Закрепились на окраине, — проорал в микрофон старший лейтенант. — Сейчас оглядимся и дальше пойдем!
— Добро! От пехоты не отрывайся! Потери есть?
— Один танк поврежден, два члена экипажа убиты!
Ударил выстрел танковой пушки.
— Не слышу! — рявкнул комбат. — Ладно, выбьете немцев — доложишь! Конец связи!
— Товарищ старший лейтенант, — небо в люке заслонило широкое скуластое лицо молодого красноармейца. — Вас капитан Асланишвили зовет.
Комбат стоял у танка и что-то горячо втолковывал комиссару.
— А, Вано, — крикнул он, увидев вылезающего из башни Петрова. — Иди сюда, дорогой, хоть ты ему скажи!
Только тут комроты увидел, что голова Гольдберга замотана бинтом, на котором проступают кровавые пятна, на плече комиссара висел немецкий автомат, а на поясе — две сумки с длинными магазинами.
— Сорок два года человеку, а он в рукопашную лезет, а? Джигит, а? У тебя мало бойцов, Валентин Иосифович? У тебя батальон бойцов, а ты хочешь всех фашистов сам убить? А если тебя убьют, где мне комиссара брать, ты подумал?
— Между прочим, товарищ капитан, — в голосе комиссара проскользнули виноватые нотки, — я, как коммунист и политработник, обязан быть впереди. Грош цена всей моей агитации, если я людям в спину буду что-нибудь воодушевляющее орать. И вообще, мне тут проговорились, что один горячий бывший кавалерист бегал с шашкой впереди цепи, это что, нормально? Комиссара убьют — большевики в батальоне есть, а вот вместо вас кто будет боем руководить?
Несмотря на пыль, густо покрывавшую смуглое лицо Асланишвили, было видно, что он покраснел.