Рюрик вздрогнул, повел головой в сторону Абрама и чуть было не крикнул: "Что же это я тщетного и преходящего надумал?", но спохватился и только переступил с ноги на ногу.
- И этот голос всегда звучит в нас? - снова спросил обеспокоенный Давид.
- Нет, - твердо ответил старый нудей и пояснил: - Этот голос иногда умолкает в нас под ударами трех злодеев.
- Злодеев?! - хором выдохнули юноши и в страхе уставились на учителя.
Тот подождал, пока успокоятся его слушатели, и торжественно объявил:
- Этот голос умолкает в нас под воздействием гордости, корыстолюбия и... сластолюбия!
- А-а-а! - разочарованно протянули слушатели: им чудились невероятные злодеи в виде германских воинов, а тут...
Юноши вдруг разом затихли: они услышали тяжелые, быстрые шаги и резкий удар закрывшейся двери...
Растревоженный услышанным Рюрик шел стремительно. "Гордость возвели во грех! - негодовал он, поняв наконец, почему иудеи уживаются с другими народами. - Они искореняют ее уже в душах своих детей! А наши рарожские, венетские, словенские парни... Попробуй скажи им, что германцы сильнее их! Да они животов своих не пожалеют, чтобы добиться победы над врагом! Да если бы не наша гордость, разве держались бы мы столько лет в борьбе с проклятыми германцами?!"
Дагар едва поспевал за князем. Он тоже находился под впечатлением поучений старого иудейского купца и старался осмыслить суть их. "Много мудрости ведает это племя, - изумленно думал знатный меченосец. - Видно, не зря Руцина вняла их вере... Она гораздо суровее и живучее нашей... А Рюрик?.. Похоже, что наш юный князь не принял душой того, что давалось ему само собой... Не может... Слишком молод?! И, наверное, бесполезно ему сейчас доказывать мудрость Христову.
Слишком уж сильна в князе гордыня..."
Головой Дагар понимал, что надо догнать строптивого рикса, обнять его за плечи и согреть ему душу теплым, добрым словом. Но князь бежал так быстро, что меченосец стал отставать от него. "Как ему не хватает отца конунга Белы! - с горьким сожалением подумал Дагар, вспомнив своего друга.Наверное, Бела невольно в Рюрике что-то разрушил... Ведь князь вырос среди нас, дружинников, совсем не зная женской мудрости... Ему надо бы почаще видеть Руцину!" Дагар покраснел: даже имя жены князя вызывало в нем трепет. Она же и не смотрела в его сторону, как бы он ни изощрялся, выискивая всяческие поводы, чтобы подойти к ней, просто постоять рядом, поговорить... Но всякий раз эти попытки были безуспешными, и Дагару становилось жаль самого себя. Он на мгновенье закрыл глаза и представил Руцину: порывистую, стройную, увлеченную только Рюриком. Да, в ее сердце нет места никому, кроме вот этого разбушевавшегося ратоборца, мысли которого заняты предстоящей битвой с германцами и яростным сопротивлением уже неизбежному - мудрости Христовой, которой вняли и которую приняли многие народы.