И конечно же родителям нужно было хорошенько подумать и о начальном образовании их чад — умело выбрать достойных гувернеров или гувернанток.
«Нас, детей, было семеро: пять сестер и два брата. Несмотря на крепостное право и вполне помещичью обстановку со всеми угодьями и привольями, у нас не допускалось деревенской распущенности и воспитывали нас строго, серьезно и разумно. В доме царила общая дисциплина, не дозволявшая нарушения раз заведенных порядков и требовавшая безусловного повиновения воле старших, без всяких мудрствований.
Нас приучили к правильным, систематически распределенным занятиям, не лишая, однако, необходимой детям свободы, но всегда на глазах у старших. Вставали в 7 часов утра, пили чай, потом занимались; ровно в час пополудни обедали, опять занимались до четырех; ровно в 6 чай пили и ровно в 10 ужинали. С последним ударом 11 отец подавал сигнал к отходу ко сну: мы подходили к руке отца и матери, которые благословляли нас на сон грядущий.
Непосредственно из рук кормилицы переходили мы на руки бонн, сначала немки, а потом француженки, или прямо француженки, обходясь без немки.
Главный же надзор над нами и окружающими нас был поручаем русской гувернантке.
Первая гувернантка пробыла у нас недолго; затем явилась вторая и последняя, поступившая к нам в дом, когда мне едва минуло 6 лет. Звали ее Авдотья Сергеевна. При ней родились меньшие сестры и брат, при ней мы все выходили замуж; при ней и умерли многие из наших.
Несмотря на это, ни ее никто не любил, ни она никого особенно не любила: связывала же ее со всеми и всех с нею одна общая привычка. Не помню я проявления сердечности в Авдотье Сергеевне; бывала она подчас добра — и только; но никогда не пыталась она проникнуть в наш внутренний мир и ознакомиться с ним; да и вообще вряд ли она допускала, чтобы у детей мог быть какой-нибудь собственный мир, а не тот, который создают для них их воспитатели и наставники.
Помнится мне живо ее подозрительность, воображавшая существование в нас враждебности к ее личности; чего и не бывало, в большинстве случаев; а между тем я чувствовала себя глубоко оскорбленной незаслуженным подозрением или недоверием ко мне, никогда не желавшей обманывать.
С другой стороны, я должна отдать полную справедливость Авдотье Сергеевне, хотя она в те времена и допекала нас своим педантизмом и взыскательностью, но зато она чрезвычайно добросовестно относилась к возложенным на нее обязанностям и не слишком злоупотребляла своею властью, совершенно бесконтрольно.
С прислугой, вообще, Авдотья Сергеевна была резка, требовательна до мелочности и крайне нетерпелива; с некоторыми же личностями, находившимися под началом ее, как, например, няня, кормилицы и старшие горничные, она была фамильярна до интимности.