Дон Исайя приподнял седые брови, бесцеремонно разглядывая обнаженную пленницу и по-прежнему не произнося ни слова. Нет-нет, на самом деле он не собирался пытать обольстительную малышку. Что за варварство, право?! В крайнем случае — отрезать половину мизинца на левой руке и приложить к письму, чтобы жених малышки был посговорчивее, а если команданте Глам начнет артачиться — то и другую половину. Пыточные инструменты были необходимы только для того, чтобы привести Джулию в соответствующее расположение духа перед записью видеопослания для Саггети. Она должна быть напугана, подавлена и сломлена, она должна быть близка к панике. Ее ужас и отчаяние должны в полной мере передаться Гламу.
Но прежде, чем они приступят к мизинцу и посланию, необходимо сделать еще одну запись. Берковиц щелкнул пальцами, и один из его бодигардов решительно направился к привязанной к стулу обнаженной девушке.
— Эй, что это вы собираетесь со мной делать? — она возбужденно заерзала, и Берковиц готов был бы поклясться, что на самом деле в ее глазах горит животное предвкушение. — Не приближайся ко мне! Слышишь, ты, тварь?! Убери лапы, урод! Глам! Глам!..
Дон Исайя невозмутимо наблюдал, как его телохранитель, спустив штаны, пытается пристроиться к дергающейся в путах Джулии, как раздвигает ей ноги коленом. Другой охранник включил камеру и приник к видоискателю. Это дополнительно собьет спесь со стервы, а главное — эта запись, которая останется у Берковица, поможет держать мальчишку на коротком поводке. Вряд ли Глам захочет, чтобы она была обнародована. Впрочем, мистер Саггети уже доказал, что вековые мафиозные законы для него — пустой звук. Однако даже у революционных команданте имеются свои понятия о чести. А если таких понятий у него нет, они наверняка окажутся у тех, кого возглавляет беспринципный командир.
Между тем Рысь, почувствовав возможность, быстро перехватила у Ид рычаги управления сознанием. Оно весьма неплохо играло роль Джулии — фактически та и была воплощенным Ид, просто несколько более цивилизованным и менее злобным, — но в складывающейся ситуации было необходимо, чтобы воинские рефлексы организма контролировал более опытный боец.
Девушка внезапно замолчала, с плохо скрываемой страстью глядя на безуспешно пыхтящего самца, который из-за неудобства позы никак не мог войти в нее. А затем капризно проговорила, кривя красивый ротик:
— Может быть, тогда уже развяжете меня? Нам всем будет гораздо удобнее.
Мистер Берковиц покачал головой.
— Детка, — сказал он, — ты здесь не для того, чтобы получать удовольствие. Твое удобство интересует меня в последнюю очередь.