– Понимаешь, Людвиг, вопрос весьма не простой. Дело в том, что гравитационные поля Вселенной при приближении звездолёта к мировой линии Земли, будут чрезвычайно сильно деформировать нуль-тоннели, что, вероятнее всего, приведёт к разрушению уже построенного тоннеля, либо потребует гораздо больше времени и энергии для построения более устойчивого экранированного пространства.
Проще говоря, нам придётся создавать тоннель-матрёшку, составленный из нескольких нуль-тоннелей, вложенных друг в друга. Последствия всем ясны. Времени и энергии на построение одного, более устойчивого тоннеля уходит в несколько раз больше, а его длина сокращается на несколько порядков, как и протяжённость космического скачка.
– Сергей, ты не думал о возможности сознательно искривлять тоннели, чтобы их кривизна могла компенсировать их возможную гравитационную деформацию, тогда может и будущее станет реальностью?
– Людвиг, ты настоящий Моцарт, я хотел сказать – гений! Это отличная идея! Возможности «Нультонов» таковы, что позволяют изменять конфигурацию каждого отдельного тоннеля.
Щербаков как-то странно застыл, внимательно смотря на своего собеседника. Так смотрят следователи и судьи на подсудимого, отчего Людвиг заёрзал на стуле, предвкушая строгий приговор.
– Людвиг…
– Что?
– А ты не хотел бы махнуть с нами в будущее?
– Нет. – Людвиг не удивился вопросу. Его не смутила уверенность Щербакова в том, что полёт в далёкий космос состоится. – Извини, Сергей, не полечу.
– Если не секрет, почему?
– Всё очень просто. Мне и здесь, на Земле, точнее, в Вене не плохо. Ты не обижайся, Серёжа, но мне кажется, что это противоестественно, когда человек стремится покинуть то, что ему дорого, и где ему хорошо.
– Что ты этим хочешь сказать? – завёлся Щербаков.
– Только то, о чём ты сам догадался. Ты полетишь, чёрт знает куда, со своей семьёй…
– Ты о чём? – не понял физик.
– О науке и сыне «Нультошке», а меня ждёт земная, любимая и дорогая для меня женщина, которую я хотел бы сделать счастливой.
– Понял. – Щербаков был удивительно серьёзен. – Ты хочешь сказать, что в далёкий космос могут отправиться только неудачники или те, кому нечего и некого терять на Земле?
– Да, именно так – это исключительно моё мнение. Не спорю, я не герой, но мне не стыдно.
– Возможно, ты прав, Моцарт…
Неожиданно для обоих, к ним подошёл ответственный секретарь, который сообщил о начале работы секции через полчаса.
Ошеломлённые таким неожиданным известием друзья налегли на пирожки и компот. Дружная работа челюстей подтвердила высокий профессионализм местных поваров. Разговоров больше не было – время диктовало свои условия. Один из едоков спешил к трибуне, другой – к трапу самолёта.