Праздник не вечен – Людвиг прошёл через все унижения личного досмотра в аэропорту, а Щербаков – через очередное чистилище научных споров. Впрочем, судьба всегда компенсирует наши испытания, если они преодолены нами с честью.
Униженный и оскорблённый Людвиг Моцарт погрузился в долгожданную негу мягкого кресла, чтобы насладиться красотой заоблачных далей. Сергею в очередной раз помог случай, в лице секретаря, который, не дав разгореться прениям, объявил о завершении работы заседания «по техническим причинам».
Впрочем, уйти слишком далеко от места битвы Щербакову так и не удалось. У самого выхода из зала его нагнал тот самый ангел спаситель, он же, ответственный секретарь.
– Сергей, извините за ту бестактность, которую я вынужден был допустить относительно вас, причём, дважды.
– Бросьте, всё нормально, если жертв и разрушений нет. Однако, почему дважды?
– Вы, правда, не помните? – искренне удивился секретарь.
– Отходчивая я, – выдал Щербаков, женским голосом.
– Сколько у вас этих шуток?
– Воз и ещё маленькая тележка, но вы ушли от моего вопроса, почему дважды?
– Хорошо. Первый раз мне пришлось выдвинуть против вас идиотские угрозы отлучения от науки, чтобы они дали вам открыть рот, а второй раз – это сорванное выступление сейчас, когда я вынужден был выдумать «технические причины», чтобы не устраивать пустых судилищ и диспутов.
– Извините, как ваше имя?
– Эркюль.
– Славненько, ну и денёк. Сначала – Моцарт, теперь окажется, что вы – Пуаро.
– Откуда вы взяли, что Пуаро? Ах, да – очередная шутка.
– Значит не Пуаро, а жаль, – грустно вздохнул физик. – А так всё хорошо складывалось.
– Почему жаль? Я действительно Эркюль Пуаро, только реальный, а не герой романа Агаты Кристи и не частный детектив, а профессор социологии…
– А говорили, что не занимаетесь сыскным делом, когда на этом конгрессе каждый день сталкиваетесь с преступлениями всего человечества или отдельных его представителей?
– Знаете, Серёжа, я могу вас так называть?
– Валяйте, «хоть пирогом назовите, только в печь не сажайте».
– Спасибо, не посажу, я имею в виду печь. Вы знаете, Сергей, а ведь вы абсолютно правы относительно преступных дел и отдельных личностей. Мне стыдно в этом признаться, но во время вашего выступления… – Эркюль замялся, думая, стоит ли говорить правду.
– Не бойтесь, сын мой, облегчите свою грешную душу и вам будет легче. – Пропел по поповски Щербаков, сложив руки на своей груди и, наклонив голову в сторону, изображая кающуюся Марию.
– Нет! Вы просто невыносимый человек!
– Не правда, достаточно двоих хилых или одного крепкого мужика, чтобы вынести мои 64 килограмма.