Масло онемел на несколько секунд. И тут до него дошло:
– Ах вы, жулье! Да вы же все подстроили! Не думайте, что я собираюсь платить за…
– Угомонись. Мы пошутили, сынок, – сказал Леденец. – Просто пошутили. И вообще, была твоя очередь сдавать.
Карты вновь пошли по кругу, а за окном сгустились сумерки. Ни один повстанец больше не появился. Завсегдатаи теряли терпение. Большинство из них думали о своих семьях, беспокоясь о том, что вернутся домой слишком поздно. Как и всех людей, бирканцев волнует исключительно их личная жизнь. Им до фени, кто победит – Госпожа или Белая Роза.
Сочувствующее повстанцам меньшинство с тревогой ожидало возможного нападения. Они боялись, что окажутся на линии перекрестного огня.
Мы делали вид, будто ничего не замечаем.
– Кто из них может быть опасен? – знаками спросил Леденец.
Мы посовещались и насчитали троих. Леденец велел Маслу привязать их к стульям.
До завсегдатаев дошло наконец, что мы понимаем, чего ожидать, и готовимся. Не то чтобы предвкушаем, но готовимся.
Мы ждали налета до самой полуночи. Они оказались более осторожными, чем обычно бывают повстанцы. А может, наша репутация была уж слишком пугающей…
Они нагрянули целой толпой. Мы разрядили пружинные трубки и начали махать мечами, отступая от камина в другой угол. Смуглый человек равнодушно наблюдал за нами.
Мятежников было много – гораздо больше, чем мы предполагали. Они все валили и валили в трактир, путаясь друг у друга под ногами, перелезая через трупы своих товарищей.
– Мы в ловушке, – выдохнул я. – Их не меньше сотни.
– Да-а, – протянул Леденец. – Дело дрянь.
Он пнул одного из нападавших в пах и, когда тот скрючился, снес ему голову.
Зал уже битком набился повстанцами, а судя по шуму, на улице их было еще больше. Им явно не хотелось упускать такую добычу.
Что ж, мы это предвидели.
Я почувствовал жжение в ноздрях. В воздухе разлился запах – слабый, еле уловимый запашок, почти незаметный в зловонии страха и пота.
– Накройсь! – крикнул я и выхватил из поясной сумки смятую в комок влажную шерстяную тряпку. Воняло от нее похуже, чем от раздавленного скунса. Ребята последовали моему примеру.
Кто-то пронзительно вскрикнул. За ним еще один. Потом вопли слились в один адский хор. Ошалелые, с искаженными агонией лицами, наши противники метались в панике по залу и падали друг на друга, корчась и раздирая ногтями собственные носы и глотки. Я старательно прикрывал лицо тряпкой.
Высокий худой Человек вышел из своего темного угла и спокойно начал резать повстанцам головы серебристым клинком четырнадцати дюймов длиной. В живых он оставил только тех завсегдатаев, которых мы не привязали к креслам.