Итак, на пирсе стоял эсминец класса “Бёрк”, водоизмещением девять с половиной тысяч тонн, вооруженный под завязку. Исключая атомные боеголовки, на его борту находилось все что душе угодно. Даже четырехствольный “плазмобой” калибром пятьдесят пять миллиметров, предназначенный для отстрела прорвавшихся на малую дистанцию вражеских ракет. А кроме него, старая добрая стодвадцатисемимиллиметровка на носу. Помимо этого, имелась совсем седая древность — трехтрубные торпедные аппараты и менее седая, но тоже устаревшая штучка — противокорабельный комплекс “Гарпун”. Еще в ангаре покоились два вертолета, при случае способные приподнять над водой достаточно большую кипу оружия. Но все это назначалось для завоевания превосходства на море.
А касательно противостоящей морю суши, в устремленных в небо контейнерах эсминца “Коммодор Буканон” имелась почти сотня — за минусом четырех — ракет класса “Томагавк” различной модификации. Их дальнодействие оставляло далеко позади любые поползновения оружия, назначенного к терзанию кораблей. Даже в случае необходимости могущие размещаться на борту боевого судна кошмары подводников — глубинные ядерные бомбы — и те не шли в сравнение с древними крылатыми летунами. Совсем мизерно усовершенствованные “томагавки” второго поколения запросто пролетали четыре тысячи километров. То есть эсминец, крейсирующий посреди Атлантики, мог бы обстреливать Западную Европу.
Однако в данном случае “Коммодор Буканон” стоял на пирсе в военно-морском порту Сан-Диего.
Тяжелый реликт
Это был истинный динозавр. Он пережил всех своих родственников. Времена, когда процветали чудища его класса, остались в глубоком прошлом. Там, вдалеке, лет эдак сто или девяносто назад, они правили миром. И правили совершенно не ступая на сушу. Они были большие водоплавающие лентяи, так и не заслужившие в реальности право помериться силами с себе подобными. Новый вид, неожиданно явившийся из чужой эволюционной цепи, нагло вытеснил их со сцены, отрезав от долго и со щепетильностью примериваемых лавровых венков, а главное, от большого питательного корыта с ресурсами. Однако он уцелел. Долгая летаргическая спячка под слоем жировой смазки и бдительным контролем микробов-хранителей уберегла его в самый опасный период, когда даже скелеты его братьев пошли на строительный материал для сущей в сравнении с ними мелкоты. Почти чудом несколько его сородичей уклонились от эволюционной гильотины. Но чего это стоило? В каком виде они сохранили свою репутацию и вид? Свежеокрашенные, выволоченные на берег и поставленные на подпорки мумии — вот что они представляли собой. Очнувшись однажды после очередной пронзающей время летаргии, он оказался последним монстром, все еще продолжающим осуществлять свою природную функцию — устрашения и подавления всякой плавучей и ползающей мелочевки. Так что, можно сказать, он являлся чудом озера Лох-Несс в области кораблестроения.