— Закуривайте! Виргинский табачок, ноль вреда для здоровья…
С интересом я рассматривал его лицо ресторанного конкистадора — хитро завитые губы, толстый мясной клюв, седеющая густая прическа а ля сессун. Наверное, на женщин такая внешность должна производить неизгладимое впечатление. К его джинсовой амуниции еще бы широкополую шляпу — стетсон и поварешку в открытой кобуре!
Зажав в углу жестких извилистых губ сигарету, он доброжелательно смотрел мне в лицо.
И я закурил «мальборо», выпустил к потолку душистую голубовато-серую струю дыма, сообщил ему задушевно-искренне:
— Хороши сигареты!
Карманов улыбнулся гостеприимно-снисходительно, будто он эти якобы безвредные, зато вкусные сигареты сам лично на своей кухне изготовил, и похвалил меня:
— Приятно, когда человек имеет вкус! Кстати, наш Ахмет делает шашлычки — свет не видел! Вам обязательно надо попробовать…
— Как-нибудь… — сказал я рассеянно. — Шашлыки — дело доброе… Кстати, вернемся к нашей печальной истории. Я бы хотел услышать от вас, как оно все было, с самого начала.
Карманов пожал плечами, показывая всем своим видом, что печальная история вовсе не кажется ему «кстати» только что завязавшемуся между нами душевному разговору. Однако перечить мне не решился.
— Да что… Я уже рассказывал… Подъезжает этот хмырь, Степанов, вылезает из машины…
Я решительно, хотя и с извиняющимся видом перебил его:
— Нет-нет, мне интересно все с самого начала. Вы-то все, что там делали?
— Что делали? — удивился Карманов. — Да ничего. Стояли, разговаривали…
— А почему именно там?
Карманов помялся, и я пришел ему на помощь:
— Да что вы стесняетесь! Что я, с облака что ли? Ну, собрались: на шашлыки, что такого? Или неудобно, что начальство с подчиненными пару рюмок опрокинуло?
Карманов неуверенно улыбнулся. Я спросил:
— У вас вообще-то в коллективе какие отношения?
Он ответил мгновенно:
— Боремся за высокое звание…
— А если попросту?
Шеф проникся ко мне доверием.
— Лучше не бывает! Народ у нас собрался молодой, почти все ровесники. И директор наш, Эдуард Николаевич, тоже молодой, институт закончил. И, между прочим, из себя «не строит», он нам как товарищ…
— В каком смысле? — спросил я осторожно.
— В любом смысле! — решительно рубанул воздух ладонью Карманов. — По работе, конечно, строгий, требует, чтобы все было тип-топ, но народ это понимает, одно дело делаем… А в остальном — как товарищ. У нас, между прочим, за три года ни один человек не уволился…
— Что, так работой этой довольны?
— Конечно! Пусть шевелиться приходится, зато, как говорят, сыт, одет и нос в табаке!