Этот подвиг Скорцени был отмечен кучей орденов и медалей, в том числе «Рыцарским крестом», открыл перед ним карьеру, включавшую бессчетное множество подобных рискованных подвигов, и превратил его в легенду при жизни. На верховное командование, с подозрением относившееся к таким партизанским действиям, как и все высшие офицеры во всем мире, все это особого впечатления не произвело.
Но фюрер был в восторге. Он чувствовал себя на седьмом небе и танцевал от восторга так, как не танцевал со дня падения Парижа. В среду после приезда Муссолини в Растенбург он все еще пребывал в этом настроении, когда они встретились, чтобы обсудить события в Италии и последующую роль дуче.
Дом деревенского типа с сосновыми стенами и потолком был удивительно приятным. Внутри стоял круглый стол, на нем ваза с цветами, а вокруг — одиннадцать плетеных кресел. У стены — стол с картами. Рядом с ним, оживленно переговариваясь, стояли Муссолини, рейхсминистр пропаганды и министр тотальной войны Йозеф Геббельс, рейхсфюрер СС и, помимо прочего, глава государственной тайной полиции Гиммлер и руководитель военной разведки — абвера — адмирал Вильгельм Канарис.
Когда Гитлер вошел, все замерли по стойке «смирно». Фюрер был в веселом расположении духа и полон очарования, каким он мог быть только в исключительных случаях: глаза сияли, на губах застыла легкая улыбка. Он бросился к Муссолини, обеими руками тепло пожал ему руку.
— Вы сегодня выглядите лучше, дуче, решительно лучше.
Всем остальным присутствующим вид итальянского диктатора казался ужасным.
— Ну, джентльмены, — обратился к собравшимся фюрер, — какой следующий ход мы предпримем в Италии? Что несет нам будущее? Как вы полагаете, господин рейхсфюрер?
Гиммлер снял свое пенсне и, размеренными движениями протирая стекла, ответил:
— Полную победу, мой фюрер. Что же еще? Присутствие среди нас дуче — достаточное доказательство того, с каким блеском вы спасли положение, после того как этот предатель Бадольо подписал перемирие.
Гитлер с серьезным видом кивнул и обернулся к Геббельсу:
— А вы, Йозеф?
Темные, безумные глаза Геббельса горели энтузиазмом.
— Согласен, мой фюрер. Освобождение дуче явилось большой сенсацией в стране и за границей. Как друзья, так и враги полны восхищения. Мы можем праздновать первоклассную моральную победу благодаря вашему вдохновенному руководству.
— И уж совсем не благодаря моим генералам. — Гитлер обернулся к Канарису, который с легкой иронической улыбкой разглядывал карту. — А вы, господин адмирал? Вы также считаете это первоклассной моральной победой?