Я открываю рот, чтобы ответить, но отвечать мне нечего. У меня нет аргументов. К тому моменту, как я понимаю это, я снова остаюсь один.
— По поводу? — спросил я. Честно говоря, мне было нечего сказать Дагу. Но сказать что-то было надо.
— По поводу, говоришь? По поводу? По поводу моей чертовой дочери, которой нет дома. По поводу этого маленького говнюка, который сбил ее с пути. Вот по какому поводу.
— А, ну да, э… — Я посмотрел на Дага. Не такой уж он и страшный. Ему уже лет шестьдесят, если, конечно, у него есть хоть какой-то возраст. Такие всегда выглядят одинаково, неважно, сколько им лет. Говорят, именно таких и стоит опасаться. Но с меня уже хватит продавца Дага и его закидонов. И, как я уже сказал, не такой уж он был и страшный. Я сделал глубокий вдох.
— Знаешь, что ты можешь сделать, Даг? — сказал я. На улице было темно. Где-то мигал один фонарь, но он был слишком далеко и ни хера не решал. И в магазине за спиной Дага света тоже не было. Так что мне Даг казался эдаким долговязым черным пятном. Но я догадался, куда он смотрит, и посмотрел ему, типа в глаза. — Можешь взять свое пиво и сигареты, и…
— Я бы на твоем месте замолчал прям сейчас. — И я замолчал. Ну, чтобы не залупаться особо. Потому что это все-таки продавец Даг, и про него всегда ходили слухи.
— Я бы на твоем месте обдумал свое положение и только потом стал разевать свой хлебальник. Я бы подумал о других. Обо мне и моей Моне. И о твоем друге Финли.
— Финни, — сказал я. Потому что я знал, что Фин всегда терпеть не мог, когда его так называли. — Не Финли.
— Пускай Финни, — сказал он. — Но ты ему не друг. Мне все это не нравилось. Я хотел пойти домой и повтыкать в телик. И посрать мне, что в доме нечего выпить. Я поставлю чайник.
— Че?
— Не можешь ты считаться его другом. Будь ты его другом, ты бы за ним приглядывал.
— А кто сказал, что я не приглядываю?
— А ты приглядываешь?
— Ну да, конечно, я…
— Ну, тогда ты знаешь, где он, не так ли?
— Ага, он… — я посмотрел на свой дом.
Свет не горел. Наверное, он дрыхнет. Но я знал, что он не дрыхнет. Это было ясно, как месяц, который болтался у нас над головами, или как запах старого сыра, доносящийся из магазина Дага.
Даг сделал шаг вперед и сложил руки на груди. На улице не было ни звука, кроме его и моего дыхания и еще бешеного стука моего сердца. Я хотел сделать шаг назад, но вдруг так и застыл на месте, как собачье дерьмо в феврале. Лицо Дага оказалось меньше, чем в половине фута от моего. Он был с меня ростом и вдвое легче. Но в ту ночь, когда мы стояли у магазина, вес не решал ни хуя.