– Как у тебя с ним? – спрашиваю я.
На самом деле мне абсолютно все равно, и Рита это прекрасно понимает. Сгорай я от ревности или злорадствующего любопытства, вопрос вышел бы совсем другим, что-то вроде: «на личную жизнь не жалуешься?».
– С ним? – удивленно переспрашивает Рита, словно я единственная, кто еще не в курсе, – с ним давно ничего. Они, представляешь, все-таки оказались супругами. А у тебя как? – тихо добавляет она.
– Работаю, – отрывисто отвечаю я, разрывая тараньку.
– Просто Афанасьевна предложила больше, вот я ушла, – сказала Рита дрожащим голосом и вдруг заплакала, – господи, ну за что тебе все это?
Господи, мысленно повторяю я, неужели мне и вправду так не везет, что даже Рита не в состоянии сдержаться? Себя же жалеть у меня, если честно, совершенно нет времени.
Каждое утро ровно в шесть пятнадцать я начинаю раскладывать на прилавке пробирающие холодом от кончиков пальцев до сердечной мышцы морковь и свеклу, картошку и капусту, счищаю, стирая пальцы, окаменевшую землю. Тщательно перебираю овощи: те, которые один к одному, будут заискивающе встречать покупателей, остальные – кривые, мелкие, подсохшие, размягченные и просто гнилые, а таких большинство, летят в мешок, откуда, уж будьте уверены, непременно доберутся до вашей кухни.
– Что за кипеш? – кивает за окно Виорел, когда мы въезжаем на рынок.
Повернув голову, я вижу, что на рынке действительно царит непривычное в этот рассветный час беспокойство. Георгиевна, отбиваясь от толпы теток, в которых я узнаю таких же реализаторов, как я, пятится в нашу сторону. Судя по жестам и артикуляции наступающих, Георгиевну ожидает непростой денек, раз уж с утра все пошло наперекосяк. Женщины дерут глотки, не скупятся на театральные жесты и даже тычут пальцами в небо, ведь это на его на фоне высится огромный крест с купола возводимой прямо за рыночным забором церкви.
– Ксюша, отойдем, разговор есть.
Заметив «москвич», Георгиевна сбежала с поля битвы и схватила меня за руку, стоило мне выйти из машины.
– Ксюха, не слушай! – закричали мне бабы. – Христа на ней нет!
– Ой, дуры дремучие, – вздохнула Георгиевна и потащила меня в старый строительный вагон, в одной половине которого располагался ее «кабинет», а в другой, за фанерным листом – ночная сторожка.
– Чаю хочешь? – подняла чайник Георгиевна.
Раньше я здесь не бывала, и теперь выглядела, наверное, забитой, с удивлением рассматривая пожелтевший от старости дисковый телефон и небольшой дребезжащий холодильник. Мне и в голову не могло прийти, что в вагончике может быть хоть какая-то техника. Благодарно кивнув, я приняла из рук Георгиевны раскаленный стакан и еще раз кивнула, когда хозяйка предложила мне брынзы.