— Вы могли бы поместить Труди под круглосуточное наблюдение.
— Это можно сделать только официальным путем. А официальная просьба такого рода автоматически попадает в органы здравоохранения. И что тогда?
— Клиника, — согласился я. — Для умственно отсталых. И ей оттуда не выйти.
— Да, никогда.
Я не знал, что еще сказать, кроме «до свидания». Поэтому встал, попрощался и ушел.
Остаток дня я провел в своем номере, просматривая тщательно подобранные и снабженные перекрестными индексами протоколы и дела, предоставленные ведомством полковника де Граафа. Они включали в себя все известные случаи, произошедшие в Амстердаме за последние годы, и материалы судебных процессов, связанных с употреблением наркотиков. Читать их было довольно интересно, конечно, в том случае, если вас интересовали смерти, деградация, самоубийства, разрушенные семьи, загубленные карьеры, но лично для себя я ничего не извлек из этих папок. Я битый час потратил, пытаясь перекроить и систематизировать перекрестные индексы, но ничего не получалось — я не улавливал даже намека на какую-нибудь закономерность. И я сдался. Уж если проницательным умам де Граафа и Ван Гельдера, затратившим, вероятно, уйму времени, не удалось установить никаких закономерностей, — мог ли я рассчитывать на успех?
К вечеру я спустился в холл и отдал ключ портье. Улыбка помощника управляющего, сидевшего за стойкой, стала чуточку менее зубастой, улыбался он почтительно и даже несколько извиняясь: очередной трюк. Видимо, ему посоветовали применить по отношению ко мне какую-то тактику.
— Добрый вечер, добрый вечер, мистер Шерман! — Льстивая любезность понравилась мне даже меньше, чем его обычная манера.
Боюсь, вчера я был несколько резок, но, видите ли…
— Пустяки, мой дорогой, пустяки! — Я же не мог позволить, чтобы какой-то администратор превзошел меня в любезности. — В данной ситуации это вполне понятно. Вы, должно быть, испытали сильное потрясение. — Я взглянул на дождь за окном. — Между прочим, путеводители об этом умалчивают.
Он широко улыбнулся, словно ни разу не слыхивал этой идиотской шутки, и лукаво добавил:
— Погода едва ли годится для прогулки, мистер Шерман.
— Я и не собираюсь прогуливаться. Сегодня вечером я в Заандаме.
— В Заандаме? — Он поморщился. — Весьма вам сочувствую. — Очевидно, помощник управляющего знал о Заандаме больше меня, и неудивительно — ведь я только что нашел это название на туристской карте.
Дождь — не дождь, а шарманка все еще продолжала завывать и взвизгивать. Теперь она вышвыривала в эфир Пуччини, и ему тоже здорово доставалось. Я подошел и некоторое время постоял, не столько слушая музыку, о музыке не могло быть и речи, сколько незаметно разглядывая кучку изможденных и плохо одетых подростков — явление весьма редкое для Амстердама, где не очень-то заботятся об умерщвлении плоти. Опершись руками на шарманку, они, казалось, забыли от восторга обо всем на свете. Мои мысли прервал хриплый голос, раздавшийся за спиной: