– Морэ, а как без тебя-то? – осторожно спросил сидящий на перекладине лестницы Илья. – Кто «Сияла ночь» петь станет?
– Вот ты и споешь! – отрезал Митро. – И не маши руками, вытянешь. Эх, жалко, на Дашку твою не посмотрю… И Настька тоже ехать отказывается, говорит – с Илонкой побудет, вроде у нее самой тоже так было. – Митро мучительно скреб обеими руками волосы. – И что, господи, за день такой – сто рублей убытка… И Яков Васильича, как на грех, нету… Да ты смотри у меня там! – Это уже адресовалось Кузьме. – Чтоб за вино не смел хвататься, когда господа предлагают! Надерешься, потом тебя домой волочить – позора не оберешься.
– Отвяжись, – огрызнулся Кузьма.
– Ну, и все тогда. Собирайтесь. Да, Смоляко… Гришку своего дома оставь, куда ему с такой мордой – как яйцо пасхальное… И когда только я от вас ото всех избавлюсь, господи прости?!
На последний вопрос Митро Илья отвечать не стал. Голова была забита сегодняшним Дашкиным выступлением, и то, что Настя не едет с ними, всерьез беспокоило Илью. Он отчаянно боялся провала дочери, хотя днем, аккомпанируя ей на гитаре, убедился, что поет Дашка верно и все ноты «дотягивает» как положено. Выбранный Дашкой романс, несмотря на то, что он был новым и модным, Илье совсем не нравился. Дочери он не говорил ни слова, но с Настей спорил до хрипоты: «Совсем вы с ума сошли! Что она в этой песне понимать может? Его не всякая-то певица в годах споет! Вот все вы, хоровые, полоумные! Сто раз слышал – вылезает девчонка десяти лет, в позу встанет, шалью обмотается, и – „Ста-а-арасть, как ночь, мне и им угрожает…“ Тьфу!»
Настя смеялась, но переубеждать Дашку не собиралась. Да и сама дебютантка, кажется, ничуть не была обеспокоена. «Ничего, дадо, – успокаивала она отца. – Спою».
Илья огляделся, ища дочь. Дашки нигде не было видно, зато на глаза ему попалась Маргитка, сидящая на крыльце и глядящая в одну точку. К ней подошел нахмуренный Митро:
– Где тебя носило?
Маргитка не ответила, не повернула головы. Кажется, и не слышала отца. Когда Митро, разозлившись, заорал на весь двор: «Где шлялась, я спрашиваю, холера?!» – она вздрогнула. До Ильи донесся ее тихий голос:
– У тетки Симы в Спасо-Голенищевском была.
– Нашла куда одна ходить, там ворье сплошное с Хитрова крутится! Доиграешься ты у меня до ремня! Марш в дом, переодевайся! Бога благодари, что не до тебя сегодня!
Маргитка встала, ушла, а Илья подумал, что и ноги ее у тетки Симы не было. И неизвестно, где ее черти таскали целый день. Ушла злющая, а пришла – и вовсе лица нет. И не подойдешь, не спросишь – цыган полон двор… Тьфу. Прав Митро – не день, а тридцать три несчастья.