Сердце дикарки (Дробина) - страница 177

Она яростно повернулась, сжимая кулаки, но лицо Дашки было спокойным, серьезным. И сама не зная почему, Маргитка сказала:

– Я ничего не боюсь. Только он женатый.

Тишина. Маргитка покосилась на Дашку. Та, казалось, не удивилась. Помолчав, спросила:

– Что, и дети есть?

– Полный мешок! – в порыве бесшабашной откровенности выпалила Маргитка. – И не смей мне говорить, что я шлюха, мужика из семьи тяну! Поглядела бы ты на его жену! Свет божий такого чучела не видал!

Дашка молчала, постукивая пальцами по колену, и Маргитка машинально отметила, что она делает это совсем как Илья. Ха… знала бы она, кто этот мужик с женой-чучелом и детьми…

– И сколько же вы прятаться думаете? – наконец поинтересовалась Дашка.

– Не знаю, – честно ответила Маргитка. – Сколько он захочет – столько и буду. Мне, кроме него, все равно никто не нужен. И хватит про это, давай спать.

Она решительно повернулась к стене, замолчала. Дашка задула свечу. Отдернув занавеску, села на подоконник, обняла колени руками. Из-за крестов церкви поднималась луна, откуда-то с Грузинской доносилось дребезжание одинокой пролетки. Наступила ночь.


Загородный ресторан «Яр» на Петербургском шоссе сиял всеми окнами. Был безлунный темный вечер, шел дождь, по дорожкам парка летели сорванные ветром сухие ветви и листья. Из ресторана, словно споря с непогодой, доносились веселые звуки гитар, цыганское пение и аплодисменты. Несколько десятков экипажей стояли вдоль шоссе, мокро блестели верхи пролеток, красными огоньками поблескивали самокрутки извозчиков. Данка стояла в тени одного из экипажей, смотрела на освещенные окна «Яра». По ее лицу бежали капли дождя, ветер трепал выбившиеся из прически пряди, мантилья на плечах намокла и отяжелела, а Данка все не могла заставить себя войти в ресторан, в котором пела десять лет.

Она точно знала: Казимир там. И даже точно знала, с кем. Новости по Москве разносятся быстро, но все же нелегко узнавать от собственной горничной о том, что отец твоих детей, которого уже шесть лет считаешь мужем, появляется на людях с какой-то купеческой вдовой, которая к тому же моложе ее, Данки. И, чем черт не шутит, может, даже и красивее… Собираясь в «Яр», где, по слухам, проводил вечера Навроцкий, Данка перевела уйму румян и белил, перебрала все платья, попробовала по-новому уложить волосы, глядя на картинку во французском журнале, но руки дрожали, прическа рассыпалась, ближе к ночи снова появилась ноющая боль в груди, давно мучившая ее, и в конце концов брызнули слезы. Данка взвыла по-цыгански, швырнула журнал в стену, умылась, уложила волосы привычным узлом и позвала горничную Машу, которая затянула ее в старое, но любимое платье черного шелка.