Кира все не появлялся.
И что он только там делает?!
Обуреваемый мрачными подозрениями, князь Асано слегка пошевелился — колени устали от неподвижного сидения на полу.
Заставлять гостя долго ждать приема — это противоречит всем правилам светского этикета. Конечно, тому, наверное, есть своя уважительная причина, иначе чем же объяснить столь затянувшееся ожидание? Ему и в голову не приходило, что подобное обхождение может явиться всего лишь прихотью хозяина. Да и с какой стати он должен был искать здесь какой-то тайный злой умысел? «Динь-динь-динь-динь» — уныло пробили где-то вдалеке часы. В усадьбе было мрачно, безлюдно. Только слышно было, как переступает воробей по карнизу. Одинокая муха бесцельно кружила по комнате, рассекая застоявшийся воздух. Асано некоторое время следил за ее неторопливым полетом, но в конце концов, утомившись, вернулся к своим раздумьям.
— Коли хозяин заставляет себя столько ждать, придется ограничиться коротким приветствием и на том откланяться, — решил князь.
В этот миг отодвинулась створка фусума, и в гостиную вошел Кира.
— Прошу прощенья, что заставил ждать, — обмолвился он, опускаясь на колени, так что подол кимоно, подняв легкий ветерок, зашуршал по циновке. На лице царедворца отчего-то застыло выражение глубокого недовольства.
Князь не мог отделаться от чувства внутреннего дискомфорта, но тем не менее произнес слова приветствия со всей полагающейся учтивостью:
— На вашего покорного слугу нежданно было возложено тяжкое бремя служебных обязанностей. По молодости и незрелости не мыслю себе исполнения сих обязанностей без содействия высокопоставленных особ. Покорно прошу не отказать в наставлении и совете.
— Да что уж там, напрасно прибедняетесь, не в чем вас особо и наставлять, — безразличным тоном сухо отвечал сановник, повернувшись боком к гостю и принимая от служанки трубку с табаком.
Молча он принялся приминать тонким белым пальцем табак в трубке. В гостиной веяло холодком отчуждения. Непохоже было на то, что Кира произнес свою сентенцию из скромности. Князь все еще не понимал, к чему клонит собеседник, но его преследовало ощущение, будто его просверлили чем-то острым до самого нутра. Чувство дискомфорта, которое он испытал в самом начале аудиенции, разрослось и сгустилось — будто чернильная жидкость, выпущенная каракатицей, разлилась в груди.
На мгновение воцарилась гнетущая тишина. Кира преспокойно поднес трубку ко рту и выпустил тонкую струйку ароматного дыма.
— Как скажете, ваша светлость, — выдавил из себя князь, изобразив на лице улыбку. — Однако для меня было бы величайшей честью получать от вас указания и советы. Нижайше прошу не отказать в наставлениях.