Выйдя из монастыря, Эбергард и Целестин увидели такую сцену. Сандок, связав вместе всех трех лошадей и освободив таким образом руки, крепко держал Антонио. Слуга выполнял волю своего господина, приказавшего никого не впускать и не выпускать из монастыря.
Патер Целестин не сказал ни слова, но был неприятно удивлен, увидев, что ворота монастырей уже взяты под охрану.
Брат Антонио вызвал сестру-привратницу, и по монастырю с быстротой молнии распространилось известие о том, что патер Целестин и какой-то чужестранец собираются осмотреть все кельи и коридоры.
Монахини быстро оделись и под громко выражаемым неудовольствием скрывали свое любопытство.
Вскоре патер вместе с князем вошли в монастырь.
Благочестивые сестры из-за каждого угла заглядывались на высокого красивого иностранца, и негодование уступало место удивлению и восхищению. Нечасто удавалось им видеть здесь светского человека, к тому же наделенного такой внешностью.
Князь, не замечая всеобщего к себе интереса со стороны монахинь, осмотрел с патером Целестином все кельи и потаенные ходы, все залы и подземелья, но тщетно. С каждой минутой уверенность Эбергарда, таяла, зато росло торжество Антонио. Насмешливая улыбка не сходила с его лица, но Эбергард ничего не замечал, поглощенный поисками.
Все внимание его было обращено на то, чтобы ни один закоулок не остался необследованным, но, кажется, надежда опять его обманула — нигде он не мог обнаружить и следа своей несчастной дочери.
— Итак, князь,— сказал патер Целестин,— теперь ваши требования исполнены.
— Я у вас в долгу,— отвечал Эбергард,— и сдержу свое обещание. Вернемся в ваш монастырь, там вы получите обещанную сумму.
— Вы благородный человек,— сказал патер с низким поклоном,— мне искренне жаль, что я ничего не могу сообщить вам о вашей дочери, которую вы ищете с такой заботой.
— Меня обманули чужие письма… Если бы я сам не убедился в том, что моей дочери нет в этих стенах, я бы никому не поверил. Простите мне беспокойство, благочестивый отец, которое я вам причинил.
Брат Антонио с нетерпением ждал возвращения в мужской монастырь и первым вышел из ворот.
Эбергард еще раз огляделся по сторонам и с сокрушенным видом направился вместе с настоятелем к выходу.
Брат Антонио, светя им, шел впереди и весь сиял от радости: он был уверен теперь, что барон щедро вознаградит его за добрую весть, которую он ему несет.
Вдруг из-за стены монастыря, в который они направлялись, послышался болезненный крик. Брат Антонио вздрогнул, ему был знаком этот голос, но он никак не мог определить, откуда именно кричат.