– В смысле? Вы думаете, я глухая?
– Нет, конечно. Такая молодая и здоровая. Просто говоришь очень громко. Это может быть определенная предрасположенность. Я как-нибудь тебя проверю, если хочешь.
– Еще бы, Константинчик Николаевич. Да я от счастья с ума сойду, если вы меня лечить станете. Хоть не глухая я вовсе. Ладно. Пойду я. Но вы меня позовите. Эта принцесса что-то совсем плоха.
Рая деловито протопала к выходу, хлопнула дверью, а Катя, почувствовав, что ее руки коснулась прохладная, легкая и немного дрожащая ладонь, впервые подняла голову. На нее смотрел одним небесно-голубым глазом обычный Санта-Клаус с белой бородой, розовой кожей, редкими серебристо-золотистыми кудрями и большим, уютным животом.
– Садитесь на этот диван, – приветливо сказал живописный профессор и, кряхтя, опустился рядом с ней. – Давайте начнем со знакомства, прелестное дитя. Как вас зовут?
Катя почувствовала страшное волнение, как на экзамене. Ей хотелось ответить правильно, четко, полно, чтобы этот замечательный старик сразу понял, что с ней произошло. Она сразу поверила в то, что он сможет понять.
– Меня зовут Роза, – ее подбородок дрогнул, пришлось закусить губу, чтобы не заплакать.
– Вы в этом уверены? – спокойно спросил профессор. – В документах указано другое имя.
– Да, конечно, – торопясь, заговорила Катя. – Я знаю. Вы не думайте, я все помню. Но у меня больше нет той жизни, в которой я была Катей. Мне дали… Или вернули другую жизнь. Я пыталась это понять. Роза – так звали мою бабушку. Она ко мне вернулась. Она стала мной. Я должна дожить ее жизнь. Она ведь умерла рано, была несчастлива… Ох, я запуталась. Наверное, я ничего не знаю. Временами мне кажется, что меня нет. Только больно очень.
* * *
Вовка-Кабанчик прижался горячим лбом к металлической ограде дома, куда однажды ночью нарядная дама увела его щенка. Он второй день совсем не хотел есть. Знал, что у него высокая температура. Все время вспоминал маму, которая сразу замечала, что он заболел, и озабоченно прикасалась губами к пылающему лбу, щекам. Сам не помнит, как ноги привели его к этому дому. Сам не знал, зачем пришел, чего ждет. Но он его увидел! Своего цуцика. Может быть, единственную родную душу. Вовкин пес выбежал из подъезда первым, за ним другой – ярко-рыжий и пушистый, за ними еле поспевала симпатичная немолодая женщина с очень добрым лицом. Они вышли на площадку у дома, женщина бросила собакам мяч, и началась такая веселая, такая радостная беготня, что Вовке глаз не хватало рассмотреть это счастье. Он чувствовал, что у него согревается сердце, знал, что ночью, когда не будет сил уснуть, он вспомнит эту картину. Как тепло, хорошо, весело живется его распрекрасному цуцику. Как здорово устроил его судьбу никому не нужный Вовка-Кабанчик.