— Лорел Стивенсон. — Глаза женщины все еще продолжали осматривать салон, лицо не оставляло выражение растерянного недоумения.
— Лорел, а это цветочек, да? — спросила Дайна с несколько нарочитым лихорадочным оживлением.
— Ага, — машинально ответила Лорел.
— Извините, пожалуйста, — сказал человек в роговых очках с британским акцентом. — Я тогда пойду вперед, присоединюсь к нашему другу.
— Я с вами, — отозвался пожилой мужчина в красной рубашке.
— Я желаю знать, что здесь, собственно, происходит?! — воскликнул человек в джерси без воротничка. Лицо его было мертвенно бледным, а на щеках выступили пятна румянца. — Я должен немедленно знать, в чем дело!
— Я тоже ничуть не удивлен происходящим, — бросил англичанин и зашагал по проходу к носу авиалайнера. За ним последовал мужчина в красном. Девушка с обалделым видом тоже было неверной походкой поплелась за ними, но остановилась перед входом в другую секцию, словно не соображая, куда ее занесло.
Пожилой джентльмен в поношенном спортивном плаще подошел к иллюминатору левого борта и посмотрел наружу.
— Что там видно? — спросила Лорел Стивенсон.
— Темнота и горы, — ответил он.
— Роки? — спросил Альберт. — Скалистые Горы?
Мужчина кивнул:
— Похоже, что они, молодой человек.
Альберт решил и сам пойти вперед. Ему было семнадцать, яркий блондин. Вопрос — кто ведет самолет? — тоже пришел ему на ум.
Тут же решил, что это, в общем-то, неважно… по крайней мере, в данный момент. Они летели нормально, так что, видимо, там был кто-то. И даже если кто-то превратился во что-то — в автопилот, например, он с этим так или иначе ничего поделать не может. Как Альберт Косснер, он был талантливый скрипач (пусть не вундеркинд), направлявшийся в музыкальный колледж в Беркли. Как Туз Косснер он был (по крайней мере, в своих любимых снах) самый скорый Еврей к западу от Миссисипи, потрясающий стрелок, который по субботам ловил кайф; когда спал, сапоги держал на постели, всегда был начеку, чтобы не упустить свой главный шанс, а другим глазом высматривал приличную забегаловку на пыльном пути, где дают кошерную жратву. Туз, по его мнению, был убежищем от любящих родителей, не позволявших ему играть в бейсбольной команде юниоров, а то, не дай Бог, повредит свои талантливые пальцы, и убежденных, что любой его кашель означает начало пневмонии.
Он был скрипач, который проворнее всех выхватывал револьвер и палил в очко, — любопытная комбинация, но, к сожалению, он ничего не понимал в летающих машинах. Девочка сказала нечто такое, от чего у него моментально все напряглось, кровь застыла в жилах.