— Не знаю, — отворачиваясь, солгал Зиновий.
— Да будь он неладен! Утопленник проклятый!.. Главное, сумка! Как ты сумел отнять?!
— Он сам бросил…
На улице было темно. Возбужденная событиями, Сашина мама не заметила, как то краснеет, то бледнеет лицо Зиновия.
НЕОЖИДАННОЕ РЕШЕНИЕ
(или продолжение прерванного педсовета)
О том, что произошло с Зиновием Угловым в этот вечер, не знали ни учителя, ни директор. По-прежнему светились лишь окна учительской на втором этаже — там шел педсовет, там решалась его судьба.
Объявив перерыв, завуч вслед за другими вышла в коридор. Увидела объявление: «Товарищи преподаватели! 30/XII в 19 ч. состоится заседание педсовета. Повестка дня…»
— Так. Остался только один вопрос, — снимая объявление, сказала она. — Что-то нам Алевтина Васильевна скажет?
— А что нового она может сказать в вопросе об Углове? — удивленно спросила Елизавета Серафимовна.
— О! Вы еще недостаточно ее знаете, — ответила завуч.
Учителя прохаживались по коридору парами, стояли группами у подоконников, вели негромкие разговоры. Подойдя к одиноко стоявшей у окна учительнице, Владимир Демидович спросил:
— Елизавета Серафимовна, простите за нескромность. Вы давно работаете в школе?
— Вообще-то педагогический стаж у меня двадцать лет и пять месяцев, — гордо ответила она. — А что?
— Да так. А интересно, в каких школах вы работали?
— Ну, этого сразу и не вспомнишь. Сейчас посчитаю, — вспоминая, она морщила лоб и загибала пальцы на руке.
Старый физик из-под кустистых бровей бросал лицо, то на руки. Сначала в его глазах мелькали смешливые искорки. Но по мере продолжения счета веселинки погасли.
— Вот посчитала. В одиннадцати школах. И еще три года на руководящей работе в учительском райкоме профсоюза.
— В одиннадцати? — переспросил физик. — И не надоело?
— Сказать по правде — да. Вот выслужу пенсию…
— Я не о том, — грустно сказал физик. — Не надоело вам из школы в школу бегать?
— Ну, знаете! — вспыхнула Елизавета Серафимовна. — Бывают же всякие обстоятельства.
— Да, да, — покивал седой головой Владимир Демидович. — А хотите, я скажу… Нет. Не так. Я все равно вам скажу, — он усмехнулся — Я старый человек. Меня молнии из глаз не пугают… Сорок лет жизни я отдал школе. И сожалею, что не одной, а двум. Но первой школы я не застал в живых, когда вернулся с фронта. Фашисты сначала устроили в ней конюшню, а потом, отступая, сровняли с землей… Мне не нужно загибать пальцы, чтобы сказать, кому я отдал свое сердце. И скажу вам по секрету: я стяжатель! Я ростовщик! Я отдаю свою любовь детям не бескорыстно! Нет. Я живу на проценты от этой любви. Я живу и умру богачом… А вы? Вы ведь не приросли сердцем ни к одному коллективу…