От сердца, печени и одной почки он отрезал еще по кусочку. И пока работал, медленно, не торопясь пережевывал их.
Тени это почему-то показалось правильным: Шакель не глумился над трупом, а проявлял к нему уважение.
— Ну что, останетесь у нас погостить? — спросил Шакель, прожевывая кусочек сердца.
— Останусь, если вы не против, — сказал Тень.
— Конечно не против, — сказал мистер Ибис. — Мы только за. Пока вы здесь, вы под нашей защитой.
— Я надеюсь, вы не боитесь спать под одной крышей с мертвецами? — сказал Шакель.
Тень вспомнил о горьком и холодном поцелуе Лоры.
— Нет, — сказал он. — По крайней мере пока они не оживают.
Шакель повернулся и посмотрел на него темно-карими глазами, насмешливыми и холодными, как у дикой собаки.
— У нас не оживают, — только и сказал он.
— А по-моему, — проговорил Тень, — по-моему, мертвецы без особого труда возвращаются обратно.
— Едва ли, — встрял Ибис. — Даже зомби, знаете ли, делают из живых людей. Посыпал порошком, заговорил, и все дела: зомби готов. Они думают, что мертвы, а на самом деле живы. А вот чтобы действительно вернуть мертвеца к жизни, в его тело… Тут нужна сила. — Он замолчал, а потом добавил: — В былые времена, на старой родине, все было проще.
— Тогда можно было привязать ка[56] человека к его телу на пять тысяч лет, — сказал Шакель. — Привязать или отпустить. Давно это было.
Он взял удаленные органы и заботливо сложил их обратно в тело. Вернул на место кишки, закрыл грудину и стянул края кожи. Потом взял толстую иголку с ниткой и быстрыми, ловкими движениями, будто сшивал бейсбольный мяч, зашил труп: и мясо снова превратилось в девушку.
— Пивка бы, — сказал Шакель. Он стянул резиновые перчатки и бросил их в мусорное ведро, темно-коричневый халат кинул в корзину. Потом взял картонную коробку со склянками, в которых бултыхались маленькие красные, коричневые и багровые кусочки органов. — Вы идете?
Они поднялись по задней лестнице на кухню. Кухня была выдержана в коричнево-белых тонах, неброская и респектабельная обстановка образца 1920 года, решил Тень. У одной стены стоял огромный дребезжащий «Кельвинатор»[57]. Шакель открыл дверцу «Кельвинатора», поставил в него склянки с кусочками селезенки, почек, печени и сердца и достал три коричневые бутылки. Ибис открыл стеклянную дверцу буфета и взял три высоких стакана. А потом жестом пригласил Тень сесть за стол.
Ибис налил пива и протянул один стакан Тени, другой — Шакелю. Пиво было замечательное, темное и горькое.
— Хорошее пиво, — сказал Тень.
— Мы сами варим, — сказал Ибис. — В былые времена пиво варили женщины. У них это получалось лучше, чем у нас. А теперь нас только трое. Я, он и она. — Он показал на маленькую бурую кошку, которая крепко спала в своей кошачьей корзинке в углу комнаты. — Вначале нас было больше. А потом Сет нас бросил и ушел странствовать, лет двести, кажется, тому назад. Точно, не меньше. Мы получили от него открытку из Сан-Франциско в тысяча девятьсот пятом — девятьсот шестом. С тех пор — ничего, тишина. А бедняга Гор… — он замолк со вздохом и покачал головой.