Короче говоря, последовала катастрофа, усугубленная необходимостью внятно объяснить даме номер два, как это его угораздило приволочь с чисто мужской, по его же словам, вылазки на виноградники западной Франции двух котят; в общем, обе дамы объявили земельному прокурору войну, что побудило его как-то в кругу друзей произнести следующую фразу: «К счастью, сразу обе, а не одна из них… Тогда я точно увяз бы в браке, и поминай как звали…» Л мы с братом вынуждены были остаться у земельного прокурора, ибо дама номер один была уязвлена настолько, что даже о нас, кошках, и слышать не желала. Земельный прокурор не знал, что делать. Самым главным в его жизни была и оставалась личная свобода, включавшая и отсутствие домашних животных. Даже специфические следы нашего присутствия и те были для него равнозначны хаосу. Он уже собирался засунуть нас в какой-то кошачий приют, но, к счастью, мы обрели кров и пищу в доме, где проходят музыкальные четверги.
Вот отсюда-то я и знаю о существовании умных и глупышек – девственниц из Сиврэ.
– Он был мотоциклистом, – продолжая герр Гальцинг, – однако это не объясняло его природы. Вопреки всему, вопреки своей живучести, оптимизму, жизнелюбию и общительности Лукс был человеком скрытным. Он играл – и это ему шло, принимая во внимание его габитус, – на тромбоне и еще на виолончели. И если кто-нибудь случайно – именно случайно, поскольку только так можно было застать его за прослушиванием «Зимнего путешествия» Шуберта, ибо он слушал музыку только в уединении, – видел его за этим процессом, тот понимал, насколько тонким и глубоким человеком был Герман Лукс. Впрочем, он мог с сияющим словно у ребенка лицом слушать и духовой оркестр. Он был большим эксцентриком, и будь я художником, непременно изобразил бы его на портрете с одной рукой, возложенной на череп, и с бокалом шампанского в другой. Большим эксцентриком. Человеком в стиле барокко. Если он стоял в одном из наших великолепных соборов в стиле барокко в Визе, Роттенбухе или Вельтебурге – ему в них нравилось, – возникало ощущение, что они были превосходным обрамлением для него.
Да-да, вот таким он и был.
Главные достижения Лукса относились не к области юриспруденции, а к импорту шампанских вин. История этого такова. Однажды он отправился в Уэльс поглазеть на мотогонки. Как гонщик он в них, конечно, не участвовал, их с него хватило в молодые годы, зато выступал в роли организатора соревнований и функционера соответствующего союза. Так получилось, что по пути домой Лукс проезжал через Шампань, и поскольку он не очень любил передвигаться по автобанам, слишком уж нудными они ему казались, никаких тебе открытий, никаких впечатлений, то всегда выбирал дороги попроще и живописнее. На одной из них он заметил указатель: «Налево 200 м – винный погребок "Жоанне-Лиотэ и сыновья"». «Шампанское» или что-нибудь в этом роде. Чутье скомандовало ему (как объяснял Лукс на следующий день в кругу коллег-юристов): «Стоп!», и мотоцикл его повернул чуть ли не сам. Погребок оказался очень небольшим и уютным, и вскоре общительный Лукс вел оживленную беседу и с самим хозяином месье Жоанне-Лиотэ, и с его сыновьями (Лукс весьма недурно владел французским). Отведав шампанского, он убедился, что, несмотря на принадлежность его к ординарным маркам, оно ничуть не уступало, а возможно, даже и превосходило самые известные из них. Причем при более чем скромной цене. Увы, но Лукс мог прихватить с собой лишь одну бутылку чудесного напитка, поскольку передвигался, как уже упоминалось, на мотоцикле. Уже на следующий день она была распита с друзьями за постоянным столиком. Все были приятно удивлены и даже изумлены, так что на следующей неделе Лукс (на сей раз на автомобиле) направился в «Жоанне-Лиотэ и сыновья» и битком набил машину ящиками – один для себя и по ящику для добрых друзей.